В глазах парня читалось удивление. Конечно, он тоже понял, что Рэм смотрел на Иру и шел именно к ней, а потом почему-то передумал. Но уже в следующий миг Наумлинская начала сомневаться: а может, ей просто показалось? Может, Рэм смотрел на другую девушку? Но тут же она возразила себе: «А внешность, которую описывал Рэм? Длинные и прямые черные волосы, широкие скулы, узкие раскосые глаза?» Но ведь, в конце концов, не у нее одной такая прическа и разрез глаз! Чтобы найти подтверждение своим мыслям, Ирина стала озираться по сторонам. Но ни за одним из соседних столиков не сидело девушки, похожей по описаниям на ту, что явилась во сне Рэму Калашникову.
После чересчур затянувшейся паузы Рэм, дойдя до подиума, заговорил снова:
– Это решение изменить программу сегодняшнего вечера я принял внезапно. Вы наверняка почувствовали это. И произошло это в тот момент, когда я увидел в зале свою Мариану из сна. Я не хочу знать, как ее зовут на самом деле, пусть для меня она останется Марианой, – вполголоса произнес Рэм и, мотнув головой, продолжил уже в другом, более быстром темпе: – Но то, что произошло сейчас, явилось продолжением, а может, и завершением тех странных событий. Итак, когда все это со мной произошло, я сильно озадачился, потому что понимал: должно существовать какое-то объяснение. Есть у меня один школьный друг. Сейчас он уже в аспирантуре учится, окончил Литературный институт и все такое… Профессором, наверное, хочет стать. Почему-то я не сомневался, что если кто и знает, что такое мой Сегельфосс и откуда взялся Уле Юхан, то этим человеком может быть только Боб Никитин, и никто иной. Сердце подсказывало мне, что все это неспроста, не простая игра звуков и слов, что наверняка где-то обо всем этом написано. Вообще-то моего одноклассника зовут Борис, но этот Боб приклеился к нему с первого класса. Короче, звоню я Бобу, рассказываю сон. И про лавку, и про скалы с распластанной рыбой, про мукомольню, ну и, конечно, про Уле Юхана. И вот тут происходит нечто такое, о чем я точно никогда не забуду.
«Ну правильно, – спокойно отвечает мне Боб. – Все так и есть».
«Что правильно? Что так и есть? – Я начал потихоньку закипать. – Ты можешь по-человечески объяснить, ученый?»
«А что тут объяснять? – казалось, испытывал мое терпение Боб. – Ты когда-нибудь слышал о Кнуте Гамсуне?» – спросил он в своей обычной, слегка высокомерной манере.
Я не могу назвать себя образованным человеком, – признался Рэм Калашников, глядя поверх голов собравшихся в зале зрителей. – Нет, какие-то книжки я, конечно, читаю… Правда, времени на это сейчас почти не остается. А раньше так вообще много читал, в детстве. Но почему-то меня всегда привлекали наши писатели, русские. Это и классиков касается, и современников… Короче, когда Боб спросил у меня, слышал ли я что-нибудь о Кнуте Гамсуне, я не стал лукавить и строить из себя умного, но забывчивого интеллектуала, а признался сразу: