– Мама говорила, что ты начисто потеряла голос. Если это правда, постучи по телефону.
– Вчера была правда, – прохрипела я.
– Слышу! Как себя чувствуешь?
– Лучше. – Я свернула к «Макдоналдсу». От чашки кофе станет еще лучше.
– Я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Пока нет. – Сейчас мне ничья помощь не требовалась.
– У тебя есть предположения, кто мог поджечь дом?
– Я видела ее лицо, – прошептала я, – оно мне знакомо, но где я ее видела, не могу вспомнить.
Шона логично рассудила:
– Поскольку все это началось недавно, она должна иметь какое-то отношение к местам, где ты побывала в последнее время. Перебери их в памяти и что-нибудь наверняка вспомнишь.
– Уже пробовала, вспомнила все места, где обычно бываю, и напрасно.
– Значит, ты видела ее там, где практически не бываешь.
Эти слова я обдумывала, пока прочесывала магазины торгового центра. Все началось в другом торговом центре, где я тоже осмотрела уйму магазинов. Где я могла видеть эту белобрысую? Я пыталась вспомнить, не случилось ли со мной в торговом центре чего-нибудь необычного – иначе ее лицо не врезалось бы в мою память. Я так увлеклась, что даже туфли примеряла машинально, а это со мной случается редко: покупка обуви – мое любимое занятие. Обычно я всецело отдаюсь этому ритуалу.
Заменить весь гардероб за один поход по магазинам невозможно, но я и не пыталась, только купила самое необходимое: одежду для работы, одежду для отдыха, нарядную одежду. И не пожалела денег на новое белье, потому что белье – еще одна моя слабость. Один комплект разрезали на мне в больнице, остальные я потеряла при пожаре…
У меня вдруг перехватило дыхание.
Больница. Вот где я ее видела.
Эта психопатка – медсестра с плохо покрашенными волосами, которая так долго болтала со мной и сдирала повязки с моих царапин. В то время у меня гудела голова после сотрясения, и я даже не замечала, как грубо она рвет бинты – словно старается причинить мне побольше боли.
В то время ее волосы были уродливо-бурыми, а во время пожара – почти белыми, и все-таки я не ошиблась. Возможно, белый – ее натуральный цвет, а подкрасилась она ради маскировки, наспех. Но зачем ей понадобилось маскироваться? После сотрясения мне было все равно. Однако по какой-то причине она не хотела, чтобы я видела ее со светлыми волосами.
В таком случае, зачем же она опять их обесцветила? Почему не оставила тускло-бурыми?
Я схватила телефон, но сигнал внутри центра был слабым – всего один кубик, поэтому я подхватила сумки с покупками и направилась к выходу. На улице количество кубиков на экране телефона выросло до трех, спустя секунду их стало четыре, и я позвонила Уайатту на мобильник.