— Будешь? — Тайрон поставил передо мной полупустой кувшин с вином.
Он что, решил надраться? Зачем? Я мотнула головой и повнимательней пригляделась к эльфу.
Пьян. Никак иначе не истолкуешь этот лихорадочный блеск глаз, румянец на щеках, не слишком четкие движения. Посторонний, наверное, не заметит, но я слишком долго была рядом.
— Что случилось?
— Ничего, — он криво улыбнулся. — Ровным счетом ничего не случилось. Просто я понял кое-что… и это «кое-что» мне совершенно не нравится.
— Объяснил, называется.
Он пристально посмотрел на меня:
— Хорошо. Откровенность за откровенность: почему ты от меня прячешься?
Я уставилась на доски стола, чувствуя, как щеки наливаются тяжелым румянцем. Заметил все-таки… ну, и что ему сказать?
— Вот то-то и оно. — Усмехнулся Тайрон. — Квиты.
Он резко поднялся и направился на улицу не замечая или делая вид, что не замечает моего растерянного взгляда. Даже среди гула голосов было слышно, как тяжело хлопнула дверь. Ох, ну вот… нет, хватит. Пошла-ка я отсюда.
Митейтель не спала. Я молча вытащила из под койки дорожную сумку. Шагнула к двери. Нехорошо, наверное, просто так исчезнуть, без объяснений. Но что, собственно, сказать?
— Ты любишь его? — донеслось сзади.
Я обернулась.
Она была настолько красива, что даже не получалось позавидовать. Никому ведь не приходит в голову завидовать совершенным формам древних статуй. Ими можно только восхищенно любоваться. И что с того, что эта невозможная красота ходит и дышит?
— Какая разница? Он любит тебя. Все остальное уже не имеет значения. — Правы были древние — любовь и кашель не утаишь. Значит, можно не опускаться до вранья.
— Это можно было легко исправить. Просто позволить мне умереть. Он погоревал бы какое-то время, а потом понял, что любит не меня, а свои воспоминания. И дальше все просто.
Я усмехнулась:
— «Какое-то время» может и затянуться на пару веков. Я столько не проживу. — Наверное, надо бы злиться, ревновать, что там еще бывает в таких случаях? Но, странное дело, мне было ее жаль. Мне, смертной девчонке было жаль ее — вечно юную, до невозможности прекрасную и бесконечно одинокую. Одинокую, несмотря на Тайрона, потому что от него она не примет ничего кроме дружбы, такие вещи заметны всем, кроме… Ох, да мне-то какая теперь разница! Соперница? Смешно. Мы друг другу не ровня.
— Так дело только в том, что ты не доживешь? Иначе ты предоставила бы событиям идти своим чередом? — яда в ее голосе хватило бы на неплохих размеров город.
Я подошла ближе, наклонилась над прекрасным лицом:
— А ты так хорошо знаешь людей, правда? Настолько хорошо, что не веришь, будто смертный может руководствоваться не только своей выгодой? Ты не ошиблась и в этот раз — я думала о себе. О том, как буду потом смотреть в зеркало, зная, что позволила тебе умереть. И немного — о том, какой взгляд был у Тайрона, когда он собирался умереть ради того, чтобы дать мне хоть небольшую возможность увезти тебя.