– Допустим! И что же он сказал?
– Он посоветовал госпоже больше не действовать в одиночку, а лучше завести двух или трех любовников.
Флоранс поморщилась от отвращения.
– Не выношу мужчин, – и сладострастно понюхала букет графини.
– Не удобнее ли госпоже присесть, пока я снимаю чулки? – услужливо предложила Мариетта.
Флоранс молча присела, погрузив лицо в цветы.
Она машинально дала себя разуть, а затем вымыть ей ноги в воде, куда Мариетта добавила несколько капель вытяжки «Тысяча цветов» Любена.
– Какой эссенцией госпожа прикажет надушить воду в биде?
– Той самой, что любила незабвенная Дениза. А знаешь, Мариетта, вот уже полгода я остаюсь ей верна.
– В ущерб собственному здоровью.
– О, я вспоминаю о ней, делая вот так… а в миг наслаждения тихонько призываю: «Дениза!.. Дениза…»
– Сегодня вечером опять обратитесь к Денизе?
– Тсс! – усмехнулась Флоранс, прикладывая палец к губам.
– Похоже, госпожа во мне уже не нуждается!
– Именно так.
– Проснетесь завтра с недомоганием – дело ваше, сударыня, меня не в чем будет упрекнуть.
– Не беспокойся, Мариетта, за завтрашнее недомогание вину я возложу лишь на себя. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, сударыня.
Мариетта вышла, что-то сердито бормоча на ходу по праву избалованной субретки, или, что еще хуже, субретки, посвященной во все секреты своей госпожи.
Оставшись в одиночестве напротив псише, освещенного двумя канделябрами, Флоранс прислушалась к шагам удаляющейся горничной и, босиком подойдя на цыпочках к дверям спальни, заперла их на задвижку.
Вернувшись к зеркалу, она при свете свечей вновь прочла записку графини, прижала ее к губам, вложила в букет, лежащий неподалеку на туалетном столике, распустила волосы, развязала ленту сорочки и, освободившись от последней одежды, осталась обнаженной. Флоранс воистину была великолепна: брюнетка с огромными голубыми глазами, обычно обведенными темно-коричневой краской, длинные, ниспадающие до колен волосы, окутывающие, точно покрывалом, несколько худощавое тело, но, несмотря на это, безупречно пропорциональное.
Причину подобной худощавости нам только что сообщила Мариетта.
Однако, даже эта хранительница тайн своей госпожи вряд ли могла разъяснить, отчего вся передняя часть тела Флоранс заросла густой растительностью.
Причудливые заросли восходили до самой груди, где вкраплялись, точно острие пики, между двумя полушариями. Далее, спускаясь, узор истончался, сливался с темной массой, покрывающей низ живота, вклинивался между бедрами и тут же появлялся внизу спины.
Флоранс необычайно гордилась своим украшением, казалось, делавшим ее представительницей обоих полов одновременно; она холила его и с необычайным тщанием опрыскивала духами. Примечательно, что на остальных участках ее смуглая, но прекрасного тона кожа была полностью лишена волосяного покрова.