– А на себе, значит, крест поставил?
– Крест мне на могиле поставят.
– Вот-вот. Недалек тот день… И похоронят тут же, на зоновском кладбище. Как ты знаешь, трупы родственникам не выдаются.
– Спасибо за информацию, – Саша метнул в москвича взгляд, полный откровенной неприязни.
– Рано благодаришь. А я приехал сюда, чтобы дело тебе предложить…
– И какое? – насторожился заключенный, поняв, что беседа подошла к кульминации.
– …и изменить твою жизнь, – закончил гражданин начальник.
– Мою жизнь теперь только Верховный суд может изменить.
– Ну зачем так? Судьба любого человека в его руках. На свободу хочешь?
Зэк вопросительно взглянул на человека, сделавшего ему столь дикое предложение.
– Кто тут не хочет…
– Я тебя спрашиваю – хочешь?
– Ну, хочу. А за что? Не за просто же так!
– Эта догадка делает честь твоему уму. Бесплатно только птички поют. Я тебе дело говорю… А теперь – слушай.
Они говорили долго – точней, говорил в основном приезжий, а зэк слушал, стараясь найти в предложении выгоду – впрочем, она была, несомненно, на поверхности.
Предложение гражданина начальника сводилось к следующему. Он, Александр Солоник, будет топтать «строгую» зону долго, очень долго. Бывший мент, осужденный по паскудной статье, рано или поздно найдет себе смерть: или на «промке» головой кирпич поймает, или оголенный электропровод зубами прикусит, или с верхнего яруса шконок головой вниз упадет. В лучшем случае – актировка и инвалидность, жизнь в серости и безвестности, неизбежное воровство, естественно, неудачное, и вновь зона, где он сгинет окончательно. В худшем – скорое «опущение», кровавая драка, заточка в печень и – участок два на три на зоновском кладбище.
Блатные все равно завалят его: тут, на зоне, есть сотни способов избавиться от человека – медсанчасть по приказу «хозяина» оформит как несчастный случай на производстве. Обеспечить его безопасность органы не могут – не поселишь же в бараке охрану! Надеяться на УДО, условно-досрочное, или амнистию не приходится по понятным причинам. Короче говоря, хреновые дела у осужденного бывшего мента Солоника, и солнце ему не светит.
Гражданин начальник повествовал так, как может говорить лишь человек, уже уверенный в ответе собеседника. Категоричность тона, веские интонации, подкрепленные напряженным прищуром и скупой, но выразительной жестикуляцией.
– Единственное, что тебе может помочь, – побег, – закончил он.
– Отсюда? Со «строгача»? Невозможно, – зэк поджал губы.
– А что – уже думал?
– А кто бы не думал!
Следующий вопрос прозвучал в устах обладателя сафьяновой ксивы столь же неожиданно, сколь и неправдоподобно.