Женщина с тряпкой оставила его в покое, перешла в дальний конец зала и возилась возле справочного бюро. Временами в полутемном зале объявляли рейс, и тогда местами поднималась негромкая возня. Полуночные фигуры с красными, припухшими лицами всполошенно семенили к месту посадки.
Утро он встретил точно благодать. Дежурная девица в темно-синей униформе провела его и цепочку заспанных пассажиров к самолету. Громоздкий «АН-10» выглядел ненадежно. Его отяжелевшая бочкообразная туша едва не лежала брюхом на бетоне. Сверху легкомысленно торчали тонкие до прозрачности крылышки.
Минут через пятнадцать самолет раскатился и начал толчками подниматься вверх, проваливаясь в воздушные ямы. В ушах гудело, а самолет мелко дребезжал, как оконное стекло, выходящее на магистральную улицу. Ровно в девять, минута в минуту, помятый и позеленевший от усталости Сергей Сергеич приехал в свое учреждение. Такси он оставил за углом и последние метры пробежал, запыхавшись.
Его аккуратность считалась эталоном. Первым он был и сегодня, еще раз подтвердив свою высокую репутацию. Во всяком случае, когда в финансовый отдел ввалилась первая партия припоздавших коллег во главе с главным бухгалтером, Сергей Сергеич примерно восседал за своим рабочим столом в сатиновых нарукавниках, будто надел их давным-давно.
Он поднял голову, а глаза его смотрели невидяще. Они были затуманены служебными заботами. Одинокая фигура Сергея Сергеича в этой пустой комнате служила немым укором всем тем, кто был недостаточно добросовестен. И опоздавшим стало неловко.
– Доброе утро, Сергей Сергеич, – сказал главбух смущенно. – Когда освободитесь, загляните на минутку.
Сергей Сергеич сложил бумаги в стопочку, подправил эту стопочку поровней, подождал немного и, не торопясь, пошел к начальству.
Официально он эти два дня проводил ревизию в одной из подопечных организаций. Но тем не менее ему было не по себе. Ему всегда было не по себе, когда приходилось лгать, уходя во время работы. Он не любил фальшивых положений и всегда старался добиваться ситуаций, о которых говорят, что комар носа не подточит. И даже в тот раз, когда он разволновался и пропустил наверх актера, он нашел в себе жалкие крохи мужества, подбежал к аптечному киоску и, сдерживая дрожь в руках, поднес часы к окошку продавщицы и спросил:
– Скажите, сколько времени? На моих десять сорок семь. – И вертелся перед ней и в фас, и в профиль так, чтобы она получше запомнила его.
И так он, рискуя возбудить подозрение, заручился алиби своего рода. На всякий случай. И только после этого заспешил на автобус...