– Когда приходит пароход?
– Может, через неделю. Это же море. Пароход может задержаться.
– Сколько ты хочешь заработать?
Жанна назвала сумму.
– Я дам тебе эти деньги, – волнуясь сказал Семен. – А еще дам теплый русский полушубок. Ты можешь продать его, а можешь носить, это как захочешь. Но все дни, пока американский пароход будет находиться в Нагасаки, ты будешь спать только со мной, договорились? А потом вместе поплывем во Францию.
– Что ты хочешь делать во Франции? – спросила практичная француженка.
– Зарабатывать на жизнь с тобой.
– В Париже я стою дорого.
– Если мы будем вместе, – сказал Семен, – это не будет стоить ни сантима. Ты просто займешься другим делом. Понимаешь?
– Но я ничего другого не умею, – изумилась француженка. Плечи и широкая чистая спина Семена выглядели очень надежными. Она даже провела по его спине длинным ногтем, оставив на коже отчетливый светлый след. – Я могу красиво отдаться, но ничего Другого не умею.
– А чем ты занималась во Франции?
– Позировала художникам.
– Спала с художниками, – горько заметил Семен.
– Не со всеми, – не согласилась Жанна. – Правда, бывала на вечеринках. Я плясала на столе голая в Русском головном уборе. Его называют кокошник. Кель экзотик! Совсем голая, но в кокошнике на голове.
– Сука, – сказал Семен.
– Что значит сука? – не поняла Жанна.
– Маленький русский зверек женского пола, – пришлось оправдываться Семену.
– Хороший зверек? Очень? – спросила, она ласкаясь.
– Очень, – пришлось согласиться Семену.
– Тогда зови меня так. Звучит красиво. Я твоя маленькая сладкая сука. Я правильно это произнесла?
Такой Семен и запомнил Жанну, потому что на другой день его схватила японская военная полиция.
Каким образом он попал на американский пароход, мы не знаем.
Все свои деньги он оставил Жанне и был рад, узнав, что она действительно не принимала в гостинице американских моряков.
Мечтой Семена стало попасть в Париж.
В течение нескольких лет он упорно стремился в Париж, но все время промахивался. В Нью-Йорке в каком-то грязном матросском борделе он подцепил нехорошую болезнь, от которой отделался только в Бразилии. На Филиппинах в пьяной драке осколком стакана ему присадили по черепу, оставив на всю жизнь звездчатый шрам на правой части лба. В маленьких африканских портах он несколько раз цеплял гнусную лихорадку.
Но дело не в этом.
Были города, которые ему нравились, например Стамбул и Малакка.
В Малакке, правда, всегда стояла жара, а в Стамбуле проститутки были как головешки – худые и жадные. Семен упорно рвался в Париж, правда, судьба никак не хотела ему помочь: тонул у берегов Мадагаскара, отставал от своего корабля в Тунисе, на Кипре сидел в тюрьме. Там были очень крупные клопы, таких он не видел даже в Танжере, а в Танжере он тоже сидел в тюрьме. На стене камеры в Танжере было выцарапано гвоздем: «Янакис – за убийство». Эта надпись здорово веселила Семена. Стоило родиться греком, чтобы сесть в Танжере за убийство! За годы скитаний Семен научился многим языкам в их простых матросских вариантах, научился драться и не жалеть противника в драке. Но ему хотелось в Париж, а его заносило то в Танжер, то в Малакку, а то вообще в Гонолулу. Сперва ему нравилась Малакка, но когда его занесло туда в пятый раз, он решил, что Малакка тоже рвотное. И не потому, что Малакка не Париж, и даже не потому, что в Малакке он всегда напивался страшно, – просто человека нервирует, когда что-то лежит у него как бы совсем под рукой, а вот не дотянешься.