Кто мог знать и объяснить, что это состояние всепоглощающего обладания напугает ее и она почувствует себя беззащитной, уязвимой, неловкой?
- Мне нужно уйти, уйти, - лихорадочно шептала она, не пытаясь, однако, вырваться из кольца его рук.
- Ты никуда и никогда не уйдешь, моя лань. Теперь я - твой хозяин. И то, что у тебя между ног, принадлежит мне, никогда не забывай об этом. Я тот, кто способен заставить тебя потерять голову от желания к тому, что можешь получить лишь от меня...
- Нет... нет... прочь...
- Ты станешь молить меня об этом... Он принялся раскачиваться.
- Никогда! - отрезала она.
- Будешь умирать от жажды...
- Ни за что...
- Просить на коленях. Моя лань...
- В таком случае покажи, что это такое! - прошипела она.
- Благодарю за то, что удостоила меня разрешения. Но не тебе указывать, что мне делать! - Он вдавился в нее бедрами. - Почувствуй это, жена!
И, откинувшись назад, вошел в нее коротким жестким выпадом.
- И это...
Он сейчас достанет до самого горла...
- ...и это...
Он почти уже не сдерживал себя, гонимый слепой потребностью освободиться от бремени, так долго тяготившего его.
- ...и это...
Она боялась вымолвить слово, будто в эту минуту все ее существо сосредоточилось на его движениях, требованиях, командах.
Он двигался в ней почти механически, как поршень; ее плоть растягивалась, чтобы принять его, обхватить живым кольцом, вырвать у него те ощущения, к которым она стремилась, что бы там ни говорила. В чем бы ни уверяла.
Но все это не должно было случиться: эта лихорадочная поспешность, это наслаждение. Невероятно, но их тела словно бы предназначены друг для друга: его твердый обжигающий пенис гладил и потирал крохотный островок жаждущей плоти именно в том месте, где ей больше всего этого хотелось, и все потеряло значение, кроме ошеломляющей потребности дать и получить наслаждение.
Хищные пальцы впились в ее ягодицы, притягивая все ближе, позволяя его плоти проникнуть еще глубже. Каждая мышца Корта трепетала от усилия держаться. Он все еще смертельно боялся потерять контроль над собой, ибо это означало его бесповоротную капитуляцию.
Но даже его прославленное самообладание не было безграничным. На этот раз верх взяло вожделение. Он словно с цепи сорвался и объезжал ее до тех пор, пока больше не смог держать себя в руках. Последний рывок, и он исторгся мучительной, болезненной, долгожданной разрядкой.
- Мы только начали, моя лань, - прошептал ей Корт. Он все еще оставался внутри, по-прежнему твердый и горячий. Капли густого беловатого семени медленно падали на пол. И он хотел ее еще сильнее.