Скрипя зубами, Тавель расстреливал из люгера пожелтевшие фотографии.
Клочья фотографий взлетали над полом, снова падали вниз.
Один такой обрывок, медленно покружив в воздухе, медленно упал прямо на колени Садала. Если бы он протянул руку и поднял обрывок, он увидел бы на фотографии элегантного молодого человека в белом кителе высшего офицера королевский войск. Таких офицеров, экономя патроны, люди Тавеля забивали мотыгами. Рядом с офицером, доверчиво прижавшись к нему, смеялись две женщины. Одна пожилая, возможно, мать, другая в самом зените юности, возможно, жена.
Краем глаза Садал все же увидел обрывок фотографии.
Знакомы ли ему эти лица?
Может быть.
Он не мог вспомнить.
Тавель визгливо смеялся, откинувшись на продранный диван. Хито уводят детей, о которых ничего не знают! Они сами вырастят детей, которые накажут их за то, что они предали другого. Доктор Сайх учит: счастье в единении! Может быть, именно он, Тавель, сумеет когда-нибудь привести народ Сауми к единению. Надо только дождаться того часа, когда дети, уведенные хито, вредными элементами, подрастут.
Садал равнодушно кивал.
Он смотрел на бурые, покрытые плесенью, пятна, испещрившие пол. Краем глаза он видел обрывок фотографии, который, упав с его коленей, лежал на пыльном полу. Если бы Садал всмотрелся пристальнее, в элегантном высшем офицере бывших королевских войск он, возможно, узнал бы себя. Но он не всматривался. Ему в голову не приходило всматриваться. Зачем? Ведь все это – из прошлого. Бее это не имеет значения. Все это было когда-то совсем в другой жизни. Сумеречное сознание Садала уже не связывало времен. Он просто сидел на полу и слушал, как смеется Тавель.
Будущее, оно для Кая, смеялся Тавель.
Он, Тавель, сделал для Кая больше, чем кто либо другой. Он расчистил Каю страну для счастливого будущего. Он, Тавель, еще немало сделает для Кая.
Тавель шумно радовался такой возможности.
Доктор Сайх учит: хито – враги. Доктор Сайх учит: хито – извечные враги. Доктор Сайх учит: хито предали революцию, хито следует наказать. Хито предали другого, хито следует уничтожить.
Кай.
Пошатываясь, Садал и Тавель спустились по мраморной лестнице.
Легкий туман все еще плавал над мостовой.
Все было как прежде, на мостовой лежал труп старика.
Совсем ничего не изменилось в мире, все оставалось как день назад, как месяц назад, как год назад, но Садал вдруг с неожиданным отчаянием почувствовал, как сильно, как еще сильнее ему хочется быть человеком-деревом. Он так этого хотел, что почти чувствовал себя человеком-деревом. Он почти чувствовал, как по его капиллярам бегут земные соки. Он всем своим изнемогающим телом ощутил приближение великой тишины, приближение великого покоя, в которых только и можно мощно произрастать, широко разбросав над миром гигантскую прохладную тень, под которой так хорошо будет отдыхать Каю.