– Приветствую, Андрей Васильевич! – сказал Капустин.
– Что за странная перевязка? – поинтересовался Ларичев у Антона Васильевича, разглядывая закрывшего глаза Гочияева.
– Другого перевязочного материала в местной кухонной аптечке не оказалось… – усмехнулся Буслаев-врач. – Но сама рана для жизни не опасна… Только для мужской гордости…
– Выживет… – сказал, подходя, Буслаев-офицер и пожимая прибывшим поочередно руки. – И без мужской гордости выживет… Только надолго ли…
Ларичев приблизился к пленнику.
Жестокий полевой командир изображал умирающего человека, корчил рожи, которые казались довольно смешными в его положении, и по-прежнему не открывал глаз.
– Два года я за тобой по всей России гонялся… – сказал Артем Сергеевич. – А ты, оказывается, здесь на дно залег…
Гочияев быстро открыл глаза и перестал корчить рожи.
– «Залечь на дно» – это от всех спрятаться и ничего не делать из страха… Я не из трусливых… Я и здесь воевал… Я по всей России воевал… Я на вашей земле воевал, как вы все на моей… И вам всем было за себя и за свои семьи страшно, потому что я против всех вас воевал… И вам долго еще страшно будет, когда и меня не станет…
– Тебя не станет уже скоро… При пожизненном заключении долго не живут… – хмуро ответил подполковник Ларичев. – И бояться нам скоро вообще некого будет… Не много вас осталось… И с каждым днем все меньше… Вызовете ему «Сскорую помощь», пусть перевяжут перед допросом…
– Я не буду ничего говорить… – Гочияев с высокомерным видом усмехнулся. Но его высокомерие в общей картине выглядело смешным, хотя сам Шарани этого не чувствовал. – Ты сам сказал, что мне пожизненное корячится… Вот и буду оставшуюся жизнь молчать…
– А тебе и говорить ничего не надо… – возразил Ларичев. – Про тебя уже много сказано…
Взгляд полевого командира упал на виновника своего положения, снимающего грязный халат и принимающего из рук Капустина чистую рубашку.
– А ты, подполковник, все равно не жилец… Меня приговорят, а тебя уже приговорили…
Буслаев спокойно продолжал одеваться.
– Много вас таких, кто приговоры читает… Завтра в Грозном буду, разберусь со своими судьями… Жаль, что тебе не доверяют и не назвали заказчика…
Гочияев, несмотря на боль и кровотечение в паху, вдруг резко сел. Он, может быть, и встал бы, но два автоматных ствола сразу уперлись ему в грудь, останавливая попытку подняться. У бойцов «Альфы» реакция была отменная.
Шарани долго и со злобой смотрел на Андрея Васильевича, а тот, казалось, совсем забыл о пленнике и совсем не обращал на него внимания, надевая поверх рубашки подмышечную кобуру, натягивая на себя пиджак, пришедшийся по размеру, и аккуратно одергивая его полы, чтобы выглядеть прилично.