– Сегодня ночью надо сделать дело...
Откуда такая торопливость – ясно: сегодня дежурит тот самый охранник, что попался на выходе. И он обеспечит Руслану и еще кому-то проход в офис.
– Значит, сегодня ночью дело сделаю, – ответил Виктор Васильевич невозмутимо.
– А вечером надо «побеседовать» с моим сейфом...
– Я разговорчивый человек. – Евсеев согласился и с этим. – «Беседы» поддерживаю.
– Часов в десять вечера я жду вас здесь. Руслан проведет вас в офис.
– Лучше бы чуть позже... Чтобы мне не жечь зря бензин, согреваясь в машине.
– Чуть позже меня не будет в городе... – Алиахмет Нурович переглянулся с Русланом. – И Руслан уезжает со мной.
– Хорошо. Я буду ровно в десять.
– Тогда обговорим процесс передачи диска. Передадите вот этому человеку. Его зовут Арби... Ни с кем не спутаете? Впрочем, он сам к вам подойдет. К вашей машине. Только собаку держите. Он собак боится...
Алиахмет Нурович старательно делал все, чтобы отвести подозрение от своих действительных планов. Это Виктор Васильевич хорошо понял.
– Я подержу собаку... Пусть подходит, но делать резкие движения я не советую. В темноте собака становится особенно агрессивной. Порода... Этой породе шесть тысяч лет. Она в одиночку с шестью волками справляется. Или с шестью людьми...
– Хорошая порода, – согласился Алиахмет Нурович. – Серьезнее кавказской овчарки?
– Приблизительно того же уровня, только более интеллектуальная... Один бельгийский эксперт-кинолог сказал, чем они отличаются.
– Чем же?
– Если к вам кто-то лезет через забор, кавказка убьет этого человека сразу. А алабай подумает две секунды, а потом убьет... Алабай имеет привычку размышлять, но размышляет недолго. Кто хочет жить, пусть в мое отсутствие в мою машину не суется... Ко мне в присутствии собаки – тем более. Его «поцелуй» смертельнее поцелуя гадюки.
– Мои люди это учтут. Вы очень любите свою собаку?
– Если кто-то причинит зло мне, я прощу. Если кто-то причинит зло Ереме, я убью этого человека.
Алиахмет Нурович поверил. Виктор Васильевич понял это по глазам...
Усталость свое все-таки взяла во второй половине дня. Раньше, полгода назад, когда он был еще не пленник, Анатолию Юденичу такая усталость показалась бы приятной. Сейчас, конечно, силы были не те и здоровья поубавилось, поскольку хроническое недоедание, граничащее с голодом, сил не добавляет. И, прикладываясь все более и более тяжелеющим колуном к очередной колоде, чтобы превратить ее в поленья, пленник чувствовал уже, что не справится с колодой с первого удара. Если, конечно, сосредоточиться на этом ударе, собрать силы, справиться еще можно. Но такое сосредоточение больше сил отнимает, чем сохраняет, и Анатолий стал чаще присаживаться на соседние не расколотые колоды, чтобы отдохнуть и подышать полной грудью чистым воздухом. Благо воздух здесь еще не контролировали местные чеченцы и не выделяли его жалкими порциями, как еду. А был он таким, какой даже представить себе в задымленной грязной Москве невозможно...