Несколько раз он ловил на себе взгляд из кухонного окна. Мать семейства словно бы присматривалась к Анатолию – как он себя чувствует? После этих взглядов он и сам непреднамеренно к себе прислушивался, но признаков отравления не замечал, однако замечал, что ему очень хочется еще попробовать такой колбасы. Пусть даже и слегка порченой. Но она подкрепила бы уходящие силы...
Но колбасы больше не приносили. И приходилось снова приниматься за колку дров. Утренняя злость и одержимость местью прошли без следа. И как Анатолий ни старался, он уже не мог представить себе вместо колоды голову одного из младших братьев Вахи или же самого Вахи.
Вахи... Того самого, что так хитро и в то же время просто, без затей, захватил его тогда и увез в это горное село, предварительно продержав в какой-то пещере связанным по рукам и ногам двое суток. И эти двое суток совсем не кормил. Только однажды напоил, а потом исчез надолго.
Тогда, посланный подполковником Евсеевым для восстановления связи с ротой, оставленной в прикрытие на дороге, Анатолий возвращался в штаб батальона, когда увидел на тропе идущего впереди вооруженного чеченца. Вскинуть автомат – дело секунды.
– Стоять... Оружие медленно... медленно кладешь под ноги... И не суетись... Стрелять буду сразу.
Чеченец не суетился, он остановился и обернулся всем корпусом, давая возможность солдату рассмотреть себя. Растерянности и испуга не показал. На нем были бронежилет и «разгрузка», на голове зеленая шапочка с надписью на арабском языке. Традиционная борода ничего не говорила – бороду носили и местные жители. И трудно было сразу определить, кто это такой.
– Привет, – не смущаясь наставленного на него ствола, сказал чеченец с легкой высокомерной усмешкой, всем чеченцам свойственной. – Где штаб батальона? Мне туда надо...
– Зачем тебе в штаб?
– Рамазан послал. К вашему комбату.
Рамазаном в армии звали командира «кадыровцев» Рамазана Кадырова. Хотя никто и не говорил, что сам Рамазан участвует в операции, но что «кадыровцы» замыкают окружение бандитов, это в батальоне знали все.
Анатолий, словно загипнотизированный, почему-то поверил сразу, так много спокойной уверенности было в чеченце. Шагнул вперед, опустив ствол автомата, и тут же получил жесткий удар прикладом в челюсть. Удар наносился в скачке, когда к самому движению руки плюсуется тяжесть тела. Человеческое сознание такого удара не выдерживает. А в себя он пришел, когда был уже связан по рукам и ногам и незнакомый чеченец тащил его куда-то лесной тропой. На своей широкой спине, как мешок. И кляп во рту мешал издать хоть какой-то звук. Небольшой подъем, куча камней, между этих камней тропа, потом несколько шагов в сторону от тропы – один камень навален на два других, вроде бы естественно, а между ними и под верхним – щель, в которую можно боком, впритирку к камням, пролезть. Первым пролез чеченец и за шиворот затащил туда рядового Юденича...