Музыка в соседней комнате кончилась. Диск тоже не бесконечен, хотя и круглый. Скрипнула дверь.
– Извините, помешаю вам. Чаю еще хотите?
– С удовольствием, – согласился Костромин.
– А пока чайник греется, посмотрите вот это...
Она протянула руку за косяк и достала свой рисунок. Протянула комиссару.
Костромин смотрел долго. Показал и Александру. Рисунок уже стал чуть другим, чем днем, Александра его доработала, и даже лицо приобрело черты, опять не линией выведенные, а тенью, игрой тени.
– Это вы сейчас нарисовали? – удивился Костромин.
– Нет. Еще утром. Сейчас только чуть-чуть подправила, доделала.
– У меня еще никогда не было собственного портрета, – он откровенно выражал глазами восторг. – Вы мне подарите?
– Обязательно. Именно поэтому я и торопилась закончить. Иначе я мешала бы вашей беседе гораздо чаще, – засмеялась Александра, довольная, что ее работу так приняли.
– Но ведь утром вы меня видели только мельком. И пребывали, насколько я помню, не в самом лучшем состоянии духа.
– Я нечаянно лица запоминаю. Не каждого, но если в человеке есть искра божья, ее заметно.
– Знаете, с такими талантами вы будете просто незаменимым помощником Александру... – он посмотрел на нее долгим вопрошающим взглядом. В самом ли деле она готова стать мужу помощницей?
– Я постараюсь таковой стать, – ответила она и поспешила на кухню, где щелкнула выключателем чайника.
Набрав в рот воздуха, Али дунул себе на ладони, словно невидимую пыль сдул.
Была у него такая привычка. На удачу! Повторение отцовского движения. Отец так когда-то делал. И Али запомнил этот жест. И повторять его начал еще мальчиком. Повторяет, и став солидным взрослым человеком, когда отца уже давно нет в живых. Повторил и сейчас. И только после этого положил руки на руль и посмотрел на своих парней, устроившихся на заднем сиденье.
– Погнали? – спросил, усмехаясь, Муса.
Муса – самый хладнокровный человек, которого Али когда-нибудь видел, и самый презирающий опасность. Он вообще не умеет волноваться. Он и сейчас усмехается, как всегда. Когда не усмехается лицом, усмехается одними глазами. Он усмехался, когда его ФСБ арестовала. Усмехался на допросах. И не сказал ни слова лишнего. Отпустили и принесли извинения. На адвоката Али потратиться не пожадничал. Что следаки могли тогда доказать? Брат приезжал из Чечни. У Мусы останавливался. А как можно отказать брату в приюте? А откуда Муса знает, чем брат занимается? Муса не ходит по ментовкам и не рассматривает портреты тех, кто в розыске. Не знал. Даже если бы и знал – неужели побежал бы «стучать» на брата?