– В пять тысяч, – ответил Лазар.
Он говорил все тем же равнодушным тоном. Лицо парня исказилось от возмущения и дикой злобы. Он задергался от нервного тика. Пистолет в его руке заплясал – дуло подпрыгнуло вверх, нацелившись в потолок.
– Я так и знал. – В его голосе зазвенели истерические нотки. – Знал, чтоб мне пусто было. Ах ты, задница вонючая, сволочь мерзкая…
– С пистолетом поосторожнее, – посоветовал ему Лазар. – Не дергайся, а то пальнешь еще нечаянно. Да не бойся ты, я безоружен. Вот, смотри… – Он полез во внутренний карман, наблюдая, как в глазах собеседника заметался панический испуг. – Это всего лишь бумажник. Видишь? – Лазар положил на стол бумажник из черной кожи. – А сейчас я покажу тебе одну фотографию. Посмотри на нее внимательно.
Он вытащил из бумажника небольшую цветную фотографию и подтолкнул ее молодому человеку через стол. Парень жадно схватил снимок, но тут же небрежно пихнул его обратно.
– А это еще кто? Мальчишка какой-то больной. Заморыш скрюченный…
– Это мой сын. – У Лазара самого внезапно потемнело в глазах от ярости. Его подмывало прямо сейчас встать и разбить этому наглецу физиономию. Однако он остался сидеть, терпеливо выжидая, когда уляжется гнев. А потом продолжил холодным, ровным тоном:
– Это мой сын. И звали его Кристоф Ривьер – именно так, как ты говоришь. У него от рождения был детский церебральный паралич. Знаешь, что это такое? Одно из самых тяжелых несчастий, которое может постигнуть ребенка. Это заболевание не всегда влияет на умственное развитие, но всегда поражает мышцы тела. Ты видишь это на фотографии. Оно постоянно прогрессирует, его невозможно остановить. За те деньги, что я заработал, моему сыну был обеспечен самый лучший уход. А пока денег не было, он находился в католическом приюте для больных детей в Новом Орлеане. Позже его поместили в очень хорошую клинику в штате Нью-Йорк. Я навещал его четыре раза в год. Каждый год его жизни. Он умер незадолго до того, как ему исполнилось двенадцать, в 1981 году.
Задумчиво глядя на фотографию, он замолчал, а затем бережно положил ее обратно в бумажник и неспешно спрятал его в карман. Молодой человек даже не шевельнулся.
Поколебавшись, Лазар сделал сдержанный жест рукой.
– Я любил его без памяти. И очень им гордился. Тебе, да и другим, наверное, не дано понять, как я восхищался его мужеством. Решение оставить сына в Америке было самым трудным в моей жизни. Когда я пустился на поиски удачи, я сделал это ради его блага. Обеспечить его благосостояние и благосостояние его матери стало главным делом моей жизни… – Он вздохнул, и голос его зазвучал тверже. – Я вижу: ты не веришь мне. Что ж, не хочешь – не верь. По причинам, знать которые тебе не обязательно, я решил скрыть правду от Марии. Но скрывать ее от тебя я не считаю нужным. Ты фантазер. Ты не мой сын. Моего сына уже не вернуть, как страстно я ни желал бы этого.