Лазар глядел на высокого, красивого и сильного молодого человека напротив. Смотрел и думал: «До чего же несуразно устроена человеческая жизнь. Он страдает, потому что у него нет отца. Я в отчаянии, потому что у меня нет сына. Неужели этот мальчик не понимает, что если бы случилось невозможное и он действительно оказался моим сыном, то я просто онемел бы от счастья? Господи, да я вскочил бы сейчас с места, сжал бы его в объятиях! Вся моя жизнь изменилась бы, обретя смысл, и, может быть, я даже поверил бы, что есть, есть на свете Бог».
– Ну рассказывай, – вскинул он голову, – расскажи, зачем ты пришел сегодня? Чего хочешь?
И он рассказал – запинаясь от волнения и хвастаясь одновременно. Он был явно не в себе. «Неужели он сам не видит, насколько нереален его план?» – внутренне удивился Лазар. Парень прочно зациклился на идее о том, что эта казнь, которую он почему-то буднично называл убийством, должна быть публичной. Ему позарез нужно было, чтобы его видели, фотографировали, снимали на видео. Это пробудило в усталой душе Лазара проблеск любопытства. Слушая длинную тираду молодого человека, он размышлял об одном из самых тяжких жизненных испытаний – испытании славой, к которой была так равнодушна Мария. Кажется, он говорил об этом во вчерашней траурной речи. Да-да, говорил…
Жан Лазар и сам был чужд тщеславия. Зато этот мальчик просто бредил славой. Это проявлялось буквально во всем – в его бледном лице, горящих глазах, беспорядочных жестах. Единственным его желанием было стать известным, причем известным на весь мир, и добиться этого он предполагал очень простым способом: с помощью одного-двух выстрелов. В качестве дороги к заветной цели мальчик избрал отцеубийство, в качестве подмостков – подиум в Доме мод, в качестве зрителей – представителей мировой прессы. Лазар подавил горестный вздох. Кому, как не ему, было знать, какие опасности таит в себе слава. А этот паренек наивно полагал, что сможет столь дурацким способом самоутвердиться, более того, обрести утерянные корни, дать всем понять, кто он и откуда.
Однако у Жана Лазара вовсе не было желания умирать такой смертью. Вместе с тем он не хотел томиться ожиданием. На экране монитора вновь появилась Куэст. Она шла в черном костюме, отороченном соболями. Это была одна из последних моделей одежды, созданных Казарес. Длинный шарф из черного соболя волочился следом за манекенщицей по подиуму. Поворачиваясь, она отработанным изящным пинком отбросила роскошный мех в сторону.
Была середина показа. Костюм во всех отношениях получился просто исключительным, хотя Лазар, честно говоря, никогда не разделял страсти Марии к мехам. Сдвинув брови, он решительно встал: