– Милая, – протянул он сладким голосом, – ну что же ты медлишь? Стреляй, не бойся. Ты все равно ничего мне не сделаешь. Карты однозначно сказали мне: ты промахнешься.
«А ведь верно, промахнется», – эта мысль вплыла в мозг Паскаля на волнах нестерпимой боли. Для такой уверенности не требовалось быть провидцем. Джини, всю жизнь ненавидевшая оружие, совершенно не умела держать пистолет.
«Беретту» надо было держать обеими руками. Однако Джини держала пистолет так, как может держать оружие только женщина, – хуже не придумаешь. Она, упершись задом в спинку кровати, держала пистолет в вытянутой руке. От тяжести пистолета и страха женская рука дрожала, и ствол выписывал в воздухе «восьмерки». Джини застыла от напряжения, ее глаза были устрашающе неподвижны, а лицо белым как снег. Стар сделал осторожный шаг вперед. Она вздрогнула. Откуда-то издалека до слуха Паскаля донеслись звуки: шаги, отдаваемые вполголоса команды. Воздух сгущался, как перед грозой. «Молодцы, только опоздали немножко», – отрешенно подумал он, будто сейчас решалась вовсе не его судьба, а судьба какого-то другого человека. Паскаль снова попытался встать на ноги. Стар сделал еще шаг вперед. Его лицо излучало теперь уверенность. Эта уверенность струилась от него, как тепло от раскаленной спирали.
– Ах ты, дырка грязная, – заговорил он тихим, почти задушевным голосом. – Знаешь, что я сейчас сделаю? То, что раньше не доделал. А дружок твой сраный посмотрит. Узнаете у меня сейчас, почем фунт лиха. Оба узнаете. Но особенно ты, потому что, когда я кончу, ты пожалеешь, что родилась на свет. Мозги из тебя вышибу! На колени, сволочь! Отдай пистолет, сука!
Прижавшись к спинке кровати, Джини с остановившимся сердцем смотрела, как он приближается к ней. Стар прошел три метра. Эти несколько мгновений показались ей вечностью. Она ясно видела все до мельчайших деталей: эту разгромленную комнату, сломанную руку Паскаля, кровь, струившуюся по его помертвевшему лицу. Он все пытался встать на ноги, а Стар подходил к ней все ближе и ближе с противной улыбкой на мокрых губах. Эти мокрые губы так не вязались с его божественным ликом…
В голове ее запищал тоненький голосок. Он втолковывал ей, что Паскаль не успеет встать, не успеет защитить ее. И никто не ворвется сейчас в розовую спальню сквозь окна и дверь. Помощи ждать было неоткуда. Таким образом, можно было считать, что здесь остаются только двое: она и приближающаяся к ней зловещая тень, отдаленно похожая на человека. Да еще этот тяжелый пистолет в ее руке, в котором патроны на исходе, если уже не кончились. А это значило, что у нее нет права на промах.