– Вторым крестным Шарлотта попросила быть Тома.
– Прекрасный выбор.
– А вот насчет крестных матерей мы еще не решили. Наверное, попросим одну из сестер Шарлотты и… – Макс кинул на Роуленда быстрый взгляд —…возможно, Линдсей.
Роуленд кивнул, возвращая Максу статью, которую они собирались печатать на следующий день. Статью написала и прислала по факсу Джини. В ней рассказывалось о полицейском налете на подпольную лабораторию по производству наркотиков в Амстердаме, которой заправляли американец и молодой голландский химик. Теперь оба они уже рассматривали небо в клеточку. Подробности статьи, казалось, интересовали Роуленда гораздо больше, нежели детали будущих крестин дочери Макса и то, кто станет ее крестными.
Сразу же после того, как Роуленд вышел из его кабинета, Макс позвонил жене. Она тут же обрушила на него поток вопросов, в ответ на которые Макс лишь печально вздохнул.
– Надо смотреть в глаза реальности, Шарлотта. Я же говорил тебе: ни малейшего шанса.
* * *
Линдсей воспринимала все это совершенно иначе. За последние месяцы у нее было достаточно времени для размышлений и наблюдений, которые, без сомнения, оказали на нее сильное влияние. Линдсей знала, что Джини осталась с Паскалем во Франции, поскольку женщины регулярно перезванивались. Она заметила, что голос подруги повеселел, наполнился оптимизмом и радостью, когда та поначалу сообщила ей об удачном исходе операции на сломанной руке Паскаля, а потом регулярно информировала ее о том, как продвигается его выздоровление. Линдсей поняла, что ни Джини, ни Паскаль не горят желанием вернуться в Лондон и намерены оставаться в Париже как минимум до конца мая. Линдсей также обратила внимание на то, что Роуленд Макгуайр работал теперь больше всех в редакции «Корреспондента» и засиживался там допоздна, даже дольше, чем Макс. И еще Линдсей заметила (правда, не без помощи Пикси), что Роуленд стал совершенно недоступен для обольстительных женщин и непроницаем по отношению к их чарам. Когда одна из его помощниц по сбору материалов – молодая женщина, страстно желавшая охомутать Роуленда, за что Линдсей возненавидела ее с первого взгляда, – по слухам, почти в открытую предложила себя Роуленду, она была отвергнута жестко и без лишних церемоний.
В те моменты, когда Линдсей испытывала прилив душевных сил, она умела не обращать внимания на подобные вещи, но в минуты слабости они заставляли ее чувствовать себя несчастной. Этому же способствовал и Марков, объявивший себя ее «любовным агентом-провокатором».
– Как продвигается твоей роман, Линди, лапочка? – ворковал он в телефонную трубку, находясь на съемках в Хайдарабаде. – Есть ли успехи? – вопрошал он через несколько дней откуда-то из пустыни Мохаве. – Ну, как это? Наверное, чудесно? – пищал он в сотовый автомобильный телефон, подъезжая к заброшенной австралийской шахте по добыче олова, где должен был делать снимки бальных платьев для «Вог». – Ты в конце концов женщина или нет? Что течет в твоих жилах: кровь или вода? Приступай немедленно. Я вылетаю домой завтра. Поведу тебя в замечательный литовский ресторанчик, и учти: жду исчерпывающего отчета. Ты должна действовать!