– Где Дьедр? Разве она не с вами? – спросила Флейм и, воспользовавшись этим предлогом, принялась оглядывать публику в поисках следившего за ней человека.
– Ветер испортил ей прическу. Она восстанавливает ее в дамской комнате.
Однако Флейм расслышала только первую часть объяснения Малькома, так как ее взгляд сначала бегло скользнул по мужчине в темно-синем костюме, а затем был притянут обратно неотрывно смотревшими на нее глазами.
В его лице, в этих крупных заостренных чертах, было что-то знакомое, однако она не могла припомнить, кто он такой и где она видела его прежде.
Он резко, почти виновато отвернулся и пошел прочь. Его наряд был отнюдь не вечерним, что навело ее на мысль, не состоит ли он в охране здания. Но представители службы безопасности обычно носили черные костюмы.
Ну и что? Она давно привыкла к тому, что незнакомые мужчины заглядывались на нее всю ее сознательную жизнь. Она заставила себя повернуться к Малькому, когда тот сказал:
– Вот и Дьедр. Если позволите…
– Разумеется! – Флейм улыбнулась, все еще занятая своими размышлениями. Она позволила себе проводить Малькома мимолетным взглядом.
– Ваше агентство рекламирует его магазины, не так ли? – осведомился Ченс.
– Да, – подтвердила Флейм, ей было любопытно, дошли ли до него слухи об ее мнимом романе с Малькомом. Но весь его вид указывал на то, что это был лишь праздный вопрос. – Например, в прошлом месяце мы работали над праздничной рекламой и коммерческими роликами для его главного универмага. Для нас Рождество начинается еще летом, задолго до Дня Благодарения.
– Другими словами, вы заранее погружаетесь в рождественскую атмосферу?
Она насмешливо уточнила:
– Только мы имеем дело с коммерческой точкой зрения на Рождество, подтверждающей старую истину: давать всегда лучше, чем получать. Тем более что она поощряется звоном монет, звучащих не хуже звона серебряных колокольчиков. Нашим рекламодателям каждая округлая буква в слове «Рождество» сулит кругленькую сумму.
– Дядюшка Скрудж гордился бы ими, – широко улыбнулся Ченс.
Она рассмеялась и добавила:
– К счастью, ворчуны и нытики на этот спектакль не допускаются. Хотя он бы идеально сюда вписался.
– А вы? Вы не нытик? – спросил Ченс, глядя на нее с любопытством.
– Да вообще-то нет. – Она слегка помрачнела. – Но, откровенно говоря, со смертью всех моих близких Рождество утратило для меня свою прелесть.
– У вас не осталось родных?
Она отрицательно покачала головой.
– Несколько лет назад я потеряла обоих родителей. А поскольку я была единственным ребенком… – Она пожала плечами в довершение фразы, отогнав от себя нахлынувшее чувство одиночества. – А у вас, наверно, большая семья?