Намек в ее голосе был достаточно прозрачным. Но это не вызвало во мне отвращения, напротив, меня позабавило, даже заинтриговало то, что эта чудовищно похожая на меня туша, которая только что молилась вместе с кюре, хочет разделить интимные секреты сына.
-- Естественно, я хорошо повеселился, маман, -- сказал я, отодвигаясь; я заметил, что назвать ее не стоило мне усилий. Как ни странно, это поразило, мало того -- ужаснуло меня больше, чем все, что говорила она сама.
-- Значит, ты привез мне подарочек, который обещал?
Глаза ее совсем утонули в веках, тело напряглось от ожидания. Внезапно атмосфера в комнате неуловимо изменилась, стала накаленной. Я не знал, что ей ответить.
-- Разве я обещал вам подарок? -- спросил я.
Подбородок ее обмяк, челюсть отвисла, глаза глядели на меня с такой жгучей мольбой, с таким страхом, каких я не мог и представить минуту назад.
-- Ведь ты не забыл? -- сказала она.
К счастью, мне не пришлось отвечать -- да и что я мог ей ответить? -так как в комнату вошла Бланш. Мать тут же изменила выражение лица, точно надела маску. Наклонившись к собакам, лежавшим у нее на коленях, она принялась их ласкать:
-- Полно, полно, Жужу, перестань кусать свой хвост, веди себя хорошо, пожалуйста. Отодвинься немного, Фифи, ты разлеглась на обоих коленях. Ну-ка, пойди к своему дяде.
Она сунула мне в руки собачонку, та извивалась и корчилась, пока не вырвалась от меня и не забилась под огромное кресло матери.
-- Что такое с Фифи? -- удивленно сказала та. -- Она никогда раньше от тебя не убегала. Взбесилась она, что ли?
-- Оставьте ее, -- сказал я. -- Она чувствует дорожный запах.
Животное не поддалось обману. Это было любопытно. В чем заключалось мое чисто физическое различие с Жаном де Ге? Графиня снова откинулась на спинку кресла и мрачно смотрела на дочь. Та застыла, прямая, как палка, руки -- на спинке стула, глаза устремлены на мать.
-- Я правильно поняла -- сюда требуют подать два подноса с обедом? -сказала она.
-- Да, -- отрывисто бросила маман, -- Жану приятней обедать тут, со мной.
-- Вы не думаете, что и так уже достаточно возбуждены?
-- Ничего подобного. Я совершенно спокойна, как ты видишь. Тебе просто хочется испортить нам удовольствие.
-- Я никому ничего не хочу портить. Я думаю о вашем благе. Если вы перевозбудитесь, вы не сможете уснуть, и завтра, как уже бывало не раз, вас ждет тяжелый день.
-- У меня будет еще более тяжелый день и тяжелая ночь, если Жан сейчас уйдет.
-- Хорошо, -- невозмутимо произнесла Бланш; говорить сейчас больше было не о чем, и она принялась прибирать разбросанные повсюду газеты и книги; меня вновь поразил ее монотонный, бесстрастный голос. Ни разу за все время она не взглянула в мою сторону, словно меня вообще не было в комнате. На вид я дал бы ей года сорок два -- сорок три, но могло быть и меньше, и больше. Единственным украшением ее одежды -- черная юбка и джемпер -- был висевший на цепочке крест. Она поставила рядом с креслом матери обеденный столик.