-- Я еду совсем ненадолго. Возможно, когда я вернусь, доктор Лебрен еще будет здесь.
Франсуаза ничего не ответила. Вошла Жермена, чтобы забрать поднос с посудой, и сразу следом за ней -- Мари-Ноэль. Поцеловав нас по очереди и пожелав доброго утра, она тут же потребовала, чтобы ее взяли в Виллар.
Это был идеальный контрманевр против Рене, странно, что я сам до него не додумался. Когда я сказал, что возьму ее с собой, глаза ее заплясали от радости, и, пока мать расчесывала ей волосы, девочка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
-- Сегодня рыночный день, -- сказала Франсуаза. -- Если ты будешь толкаться в толпе, ты обязательно что-нибудь подцепишь. Блох, если не хуже. Жан, не пускайте ее на рыночную площадь.
-- Я за ней присмотрю, -- сказал я. -- И, во всяком случае, Рене тоже едет.
-- Рене? Зачем?
-- Тетя Рене едет к парикмахеру, -- сказала Мари-Ноэль. -- Как только она услышала, что папа собирается в Виллар, она пошла в комнату тети Бланш звонить.
-- Смешно, -- сказала Франсуаза. -- Она мыла голову четыре или пять дней назад.
Девочка сказала что-то насчет la chasse [Охота (фр.).], что тетя Рене хочет красиво выглядеть в этот день, но я слушал ее вполуха. Мое внимание привлекло другое: сказанные мимоходом слова о том, что второй телефонный аппарат находится в комнате Бланш. Значит, это Бланш сняла трубку и подслушивала мой разговор с Парижем. Если не она, то кто? И как много она услышала?
-- Я постараюсь задержать доктора Лебрена до твоего возвращения, -сказала Франсуаза. -- Но ты же знаешь, как это трудно. Он всегда спешит.
-- А зачем он приедет? -- спросила Мари-Ноэль. -- Что он будет здесь делать?
-- Послушает через трубочку твоего маленького братца.
-- А если он ничего не услышит, значит, братец умер, да?
-- Нет, конечно. Не задавай глупых вопросов. Ну, беги.
Девочка переводила глаза с меня на Франсуазу и снова на меня с встревоженным, выжидательным видом, затем вдруг, без всякой видимой причины, прошлась .
-- Гастон говорит, у меня очень сильные руки. Большинство девочек совсем не может стоять на руках.
-- Осторожней! -- крикнула Франсуаза, но было поздно: взметнувшиеся вверх ноги перевесили и, грохнувшись на столик возле камина, скинули с него фарфоровые фигурки кошечки и собачки; фигурки разбились вдребезги. Настала мгновенная тишина. Девочка поднялась с пола, вспыхнув до корней волос, и посмотрела на мать. Та сидела в постели, потрясенная непоправимой утратой.
-- Моя кошечка!.. Моя собачка!.. Мои любимые зверюшки! Которых я привезла из дома! Которых мне подарила мама!