Федра позволила его поцелуям развеять ее печаль и склонила голову ему на плечо. Она так привыкла опираться на него, ощущать тепло и силу его рук. В такие моменты она не чувствовала ни опасности, ни тревоги, только покой и умиротворение.
Как этим утром, когда его объятия пролили бальзам на ее смятенную душу. Ночью она разрывалась на части, презирая себя за то, что слепо верила матери и многим пожертвовала ради принципов, оказавшихся пустышками. Эллиот мог воспользоваться ее слабостью. Вместо этого он вернул ей достоинство и примирил с самой собой.
Эллиот зарылся носом в ее волосы и запечатлел поцелуй у нее на макушке.
– А зачем тебе понадобилось увидеться с Мерриуэдером? Ты говорила, что была еще одна причина, помимо мемуаров.
– Я надеялась, что он представит меня английскому сообществу, живущему здесь.
– Ему следовало принять тебя. Он не должен был оставлять тебя без помощи и защиты.
– Как оказалось, это не самое большое неудобство, – отозвалась Федра, чмокнув его в щеку. Она была безмерно счастлива сейчас, чтобы говорить на эту тему. Ему и так напомнят, почему дочь Артемис Блэр не вхожа в приличное общество и вынуждена защищать себя сама.
В сентябре Лондон был таким же пустынным, как Неаполь в июле. Это был не тот месяц, когда светская публика теснится в лавках на Оксфорд-стрит и заполняет парки во время променада.
Резиденция Истербруков, однако, была открыта. Эллиот, прибывший из Саутгемптона, обнаружил в доме полный штат слуг. Как следовало из их объяснений, тетя Генриетта и кузина Кэролайн удалились в загородное поместье Истербруков, но маркиз оставался в городе.
Эллиот предположил, что его брат наслаждается одиночеством, избавившись от дам, и может пройти не один день, прежде чем он увидит Кристиана.
Ему пришлось заново привыкать к домашним удобствам и услугам камердинера, готового исполнить каждое его желание. Он достаточно долго был оторван от привычной жизни и теперь пытался примириться с окружением, знакомы ему с детства.
Его мысли то и дело возвращались к Федре. Радостное предвкушение, с которым они ступили на борт корабля, концу путешествия сменилось состоянием, близким к отчаянию. В последнюю неделю их страсть достигла апогея. Они не могли насытиться друг другом и в результате отбросили всякую осторожность.
Однако несмотря на лихорадочную близость, их отношения оставались неопределенными. Они больше не говорили ни о мемуарах Ричарда Друри, ни о будущем. Не давали взаимных обещаний и не требовали заверений в верности. Не договаривались о продолжении любовной связи или хотя бы о том, чтобы остаться друзьями.