Но накануне вечера он казался совершенно непредсказуемым. Прямо с утра заявился в галерею в поношенных джинсах и футболке, на которой красовалось изображение скандально известной рок-группы. Многие художники – странный народ. Гейли знала это не понаслышке.
«Интересно, – подумала она, увидев Брента на пороге. – Наверное, он решил вырядиться как можно безобразнее, чтобы весь артистический мир сплетничал о нем все десять ближайших лет».
К превеликому ее удивлению, он не захотел перевесить ни одну из работ, одобрив ее старания. Зря она волновалась, давая объяснения, почему выбрала такое освещение для полотен или почему поместила их в таком порядке… Но едва наступила очередь картины с обнявшимися влюбленными, как Гейли в который раз ощутила необъяснимый прилив тепла и смутной тревоги.
Ей вспомнились беспорядочные обрывки странных снов, она попыталась воссоздать их полностью, но не сумела воскресить ни одного целостного воспоминания. Неожиданно у нее резко перехватило дыхание, когда она внезапно поняла, что обрывки снов четко перекликаются с неизведанным ощущением, навеваемым полотном… Это желание быть вот так же любимой.
Между тем Мак-Келли смотрел на нее в упор. Чуть не заикаясь, Гейли выразила восхищение уникальной красотой этого полотна.
– Оно заслуживает отдельной, совершенно пустой стены, со специальной подсветкой, – объяснила она. – Безусловно, это стержневая картина выставки.
– Тебе действительно нравится? – переспросил Брент.
– Да. Это лучшая твоя работа. – Гейли уже не могла совладать с собой: глядя на полотно, она неотвратимо заливалась краской смущения.
«Трогательная? Пожалуй, да», – сказала она себе.
Но только когда Брент Мак-Келли стоял рядом, картина казалась ей очень и очень эротичной. Гейли не могла смотреть на нее, не рисуя в воображении похожий сюжет: их с Брентом в такой же позе.
Она страшно смутилась, и щеки заалели пунцовым румянцем от твердой уверенности, что он тоже сейчас представляет, как они обнимаются… Любовники навечно.
– Странно, не так ли? – пробормотал Брент. Гейли поняла, что он стоит у нее за спиной и смотрит на картину. Отклонись она слегка назад, и голова легла бы Бренту на грудь, а волосы пощекотали бы его подбородок.
– Что именно? – спросила она шепотом.
– Чувство. Разве не видишь? Не можешь домыслить? Словно это уже случалось прежде.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Понимаешь. Ты и я. Это написано в твоих глазах. Мы с тобой. Здесь. На этом холсте. Ты представила нас на месте нарисованных влюбленных. В туманном полумраке, как там… – Брент на секунду смолк. – И так уже было когда-то. Сто раз.