Прошла неделя. А пото пришло еще одно письмо, но теперь уже в штаб, а не домой.
"Я хочу вернутьсвою жену и детей. Отправьте их назад.Если вы не сделаете этого, я начну судебное преследование. Подумайте, как будет выглядеть обвинение в позорном адюльтере в тот момент, когда страна в опасности".
Подпись не вызывала никаких сомнений: "Джозеф Кларк".
Он передал ей письмо в тот же вечер.
- Что ты на это скажешь?
Минутное колебание. Смеяться или плакать? Слезы будут свидетельствовать о признании своей вины, так что лучше смеяться. Отнестись ко всему легко, как к мелочи.
- Значит, он жив. На прошлой неделе мне это и в голову не пришло. Почерк так изменился, но теперь я совершенно уверена. Меня все клятвенно заверяли, что он умер, и я поверила.
- Но ты же говорила, что сидела у его кровати, когда он умирал!
- Разве? Я не помню. Я тогда была как в тумане, у меня болел сын. (Трудно уже вспомнить, что она ему рассказывала.) Его брат, помощник приходского священника, умолял меня уехать, меня и детей: Джозеф был не в себе, двое мужчин его с трудом удерживали. Потом мне в Хэмпстед написали, что я свободна.
В одной ночной сорочке он стоял возле кровати. Момент был неподходящий. Она сидела за туалетным столиком и расчесывала волосы.
- Ну? - проговорил он. - Что же ты собираешься делать? Вернуться к нему?
- О! О чем ты говоришь? Конечно, нет! Десяти фунтов с него достаточно. Я напишу ему утром.
В комнате повисла напряженная тишина.
- Как будто мне мало других забот, - сказал он. - Теперь еще этот дурак.
- Дорогой! Не беспокойся. Обещаю тебе, я все улажу.
- Я покажу это письмо Эдаму.
- Зачем?
- Он мой советник, он скажет, что делать. За день он прочитывает около сотни писем с угрозами. Он и Гринвуд разберутся с этим приятелем.
Ее сердце упало. Гринвуд... Эдам... Люди, которые ведут его дела, которые смотрят на нее с подозрением, не любят ее, не доверяют. Она не раз слышала об этом от друзей. "Будьте осторожны, - не раз предупреждал ее Джеймс Фитцджеральд, - они только и ждут момента, чтобы сокрушить вас, особенно Эдам". Она дотронулась до него. Он никак не реагировал на ее ласку.
- Прошу тебя, оставь это дело мне. Я знаю своего Джозефа. Десять или двенадцать фунтов заткнут ему рот.
- Меня не волнует его брань. Преступный адюльтер. Я представляю, как это будет звучать в суде. Лучше я поручу это Эдаму.
Хорошенькое начало зимы. Счастье отвернулось. Каждый день приносит новые неприятности. Какие-то странные споры со слугами, полное отсутствие дисциплины, все жалуются на Марту, которая слишком зазналась: