— Да не мнись! — усмехнулся Андрей. — В деревне, что ли? Не приехал еще?
Солдатик несмело кивнул.
— Ну, вот и хорошо. Веди к капитану.
Капитан Мякишев за прошедшие с их последней встречи полтора года почти совсем не изменился. По-прежнему худой, подтянутый, чем-то напоминающий хищную птицу, он встал из-за стола, шагнул навстречу Андрею, широко улыбнулся.
— Ну, здравствуй, Сабуров!
— Здравия желаю, товарищ капитан! — выпалил Андрей. Совершенно автоматически так получилось — язык сработал раньше рассудка. Вот что значит привычка!
— Иванько, иди, погуляй, — капитан кивнул на дверь сидевшему за соседним столом молодому лейтенанту. Излишней деликатностью Мякишев никогда не отличался.
Через минуту они остались одни.
— Садись, — Мякишев показал Андрею на освободившееся место. — Веришь, нет — очень рад тебя видеть. Ну, рассказывай, что у тебя и как.
Андрей стал рассказывать. Всей правды он говорить пока не стал. Скат разрешил ему, в случае необходимости, сказать Мякишеву — но только ему! — о том, где сейчас его бывший подчиненный работает. Но пока такой необходимости не было. Так что Андрей больше говорил про семью, чем про работу — о ней только вскользь упомянул, дескать, устроился в одну контору. Куда больше Андрея интересовали здешние дела — и он постепенно перевел разговор на это. Мякишев, кстати, особо и не сопротивлялся — говорить о своих делах всегда интереснее. Тем более что поговорить было о чем. С тех пор, как Сабуров демобилизовался, ситуация изменилась — и не в лучшую сторону. Мякишев, когда заговорил об этом, заметно помрачнел.
— Вот, понимаешь, Андрей, вроде и ничего особенно страшного не случалось, — говорил он. — Но ситуация как-то постепенно, незаметно становится хуже. Я просто чувствую. Ну, как-никак пятый год тут служу, хреновый из меня был бы офицер, если бы я таких вещей не чувствовал.
— А в чем именно это выражается? Из-за чего хуже? — спросил Андрей.
— Напряженность растет. Ну, помнишь, когда ты здесь служил, обстановка почти нормальная была. Что в Ахахче, что в Кытыкухе настроения были мирные. И к нам, миротворцам, все относились хорошо.
Андрей кивнул — это в самом деле было так. Ахахчей называлось ближайшее абхазское село — то самое, в котором полковник Попцов жил. Кытыкух — ближайшее село с другой стороны границы, грузинское. И настроения там правда были самые мирные. Это в столице политики слюной брызгали, о территориальной целостности Грузии сокрушались. А в Кытыкухе люди прекрасно понимали, что целостность в стакан не нальешь и на хлеб не намажешь. А вот если война начнется, то их село как раз на линии фронта оказаться может. Так что общее мнение грузин из этого села было совершенно однозначным — хотят абхазы независимости, так и пусть ее получают. Тем более что, по-честному, никакого права у Грузии на Абхазию нет — это все до единого грузины из Кытыкуха признавали, кроме председателя сельсовета — ну, или как там эта должность в независимой Грузии теперь именуется. Этот самый председатель, пузатый дядька по имени Вахтанг, вслух, разумеется, придерживался официальной линии, но в частных разговорах тоже иногда не сдерживался, отпускал фразочки типа: «Да хрен с ней, с этой Абхазией! Что, своей земли у нас нет, что ли?! Ее захватывать — это как на кошку с голыми руками охотиться: толку мало, а крови много». В итоге, к миротворцам и абхазы, и грузины относились прекрасно. Мало того, что они войну предотвращают, так еще и экономику стимулируют. Давным-давно замечено — мало что так благотворно влияет на села, как наличие поблизости военных. А здесь были еще и не просто военные, а миротворцы — у них денег побольше. Так что и в грузинском, и в абхазском селах российских солдат ждали как дорогих гостей. Такая здесь была обстановка полтора года назад. И Андрей не видел причин для ее изменения.