Потому ли, что наука доставляла ему развлечение, заменявшее свободу, потому ли, что он, как мы убедились, умел держать данное слово, во всяком случае он, как обещал аббату, не заговаривал больше о побеге, и дни текли для него быстро и содержательно. Через год это был другой человек.
Что же касается аббата Фариа, то, несмотря на развлечение, доставляемое ему обществом Дантеса, старик с каждым днем становился мрачнее. Казалось, какая-то неотступная мысль занимала его ум; он то впадал в глубокую задумчивость, тяжело вздыхал, то вдруг вскакивал и, скрестив руки на груди, часами шагал по камере.
Как-то раз он внезапно остановился и воскликнул:
— Если бы не часовой!
— Будет часовой или нет, это зависит от вас, — сказал Дантес, читавший мысли аббата, словно его череп был из стекла.
— Я уже сказал вам, что убийство претит мне.
— Но это убийство, если оно совершится, будет совершено по инстинкту самосохранения, для самозащиты.
— Все равно, я не могу.
— Однако вы думаете об этом?
— Неустанно, — прошептал аббат.
— И вы нашли способ? — живо спросил Дантес.
— Нашел, если бы на галерею поставили часового, который был бы слеп и глух.
— Он будет и слеп и глух, — отвечал Эдмон с твердостью, испугавшей аббата.
— Нет, нет, — крикнул он, — это невозможно!
Дантес хотел продолжать этот разговор, но аббат покачал головой и не стал отвечать.
Прошло три месяца.
— Вы сильный? — спросил однажды Дантеса аббат.
Дантес вместо ответа взял долото, согнул его подковой и снова выпрямил.
— Дадите честное слово, что убьете часового только в случае крайней необходимости?
— Даю честное слово.
— Тогда мы можем исполнить наше намерение, — сказал аббат.
— А сколько потребуется времени на то, чтобы его исполнить?
— Не меньше года.
— И можно приняться за работу?
— Хоть сейчас.
— Вот видите, мы потеряли целый год! — вскричал Дантес.
— По-вашему, потеряли?
— Простите меня, ради бога! — воскликнул Эдмон, покраснев.
— Полно! — сказал аббат. — Человек всегда только человек, а вы еще один из лучших, каких я знавал. Так слушайте, вот мой план.
И аббат показал Дантесу сделанный им чертеж; то был план его камеры, камеры Дантеса и прохода, соединявшего их. Посредине этого прохода ответвлялся боковой ход, вроде тех, какие прокладывают в рудниках. Этот боковой ход кончался под галереей, где шагал часовой; тут предполагалось сделать широкую выемку, подрывая и расшатывая одну из плит, образующих пол галереи: в нужную минуту плита осядет под тяжестью солдата, и он провалится в выемку; оглушенный падением, он не в силах будет защищаться, и в этот миг Дантес кинется на него, свяжет, заткнет ему рот, и оба узника, выбравшись через окно галереи, спустятся по наружной стене при помощи веревочной лестницы и убегут.