— И, если эта надежда вас обманет…
— Я погиб, безвозвратно погиб.
— Когда я шел к вам, то какой-то корабль входил в порт.
— Знаю, сударь; один из моих служащих, оставшийся мне верным в моем несчастье, проводит целые дни в бельведере, на крыше дома, в надежде, что первый принесет мне радостную весть. Он уведомил меня о прибытии корабля.
— И это не ваш корабль?
— Нет, это «Жиронда», корабль из Бордо. Он также пришел из Индии; но это не мой.
— Может быть, он знает, где «Фараон», и привез вам какое-нибудь известие о нем?
— Признаться вам? Я почти столь же страшусь вестей о моем корабле, как неизвестности. Неизвестность — все-таки надежда.
Помолчав, г-н Моррель прибавил глухим голосом:
— Такое опоздание непонятно; «Фараон» вышел из Калькутты пятого февраля; уже больше месяца, как ему пора быть здесь.
— Что это, — вдруг сказал англичанин, прислушиваясь, — что это за шум?
— Боже мой! Боже мой! — побледнев, как смерть, воскликнул Моррель. Что еще случилось?
С лестницы в самом деле доносился громкий шум; люди бегали взад и вперед; раздался даже чей-то жалобный вопль.
Моррель встал было, чтобы отворить дверь, но силы изменили ему, и он снова опустился в кресло.
Они остались сидеть друг против Друга, Моррель — дрожа всем телом, незнакомец — глядя на него с выражением глубокого сострадания. Шум прекратился, но Моррель, видимо, ждал чего-то: этот шум имел свою причину, которая должна была открыться.
Незнакомцу показалось, что кто-то тихо поднимается по лестнице и что на площадке остановилось несколько человек.
Потом он услышал, как в замок первой двери вставили ключ и как она заскрипела на петлях.
— Только у двоих есть ключ от этой двери, — прошептал Моррель, — у Коклеса и Жюли.
В ту же минуту отворилась вторая дверь, и на пороге показалась Жюли, бледная и в слезах.
Моррель встал, дрожа всем телом, и оперся на ручку кресла, чтобы не упасть. Он хотел заговорить, но голос изменил ему.
— Отец, — сказала девушка, умоляюще сложив руки, — простите вашей дочери, что она приносит вам дурную весть!
Моррель страшно побледнел; Жюли бросилась в его объятия.
— Отец, отец! — сказала она. — Не теряйте мужества!
— «Фараон» погиб? — спросил Моррель сдавленным голосом.
Жюли ничего не ответила, но утвердительно кивнула головой, склоненной на грудь отца.
— А экипаж? — спросил Моррель.
— Спасен, — сказала Жюли, — спасен бордоским кораблем, который только что вошел в порт.
Моррель поднял руки к небу с непередаваемым выражением смирения и благодарности.
— Благодарю тебя, боже! — сказал он. — Ты поразил одного меня!
Как ни хладнокровен был англичанин, у него на глаза навернулись слезы.