— Если вы просите один день, граф, то я могу быть уверен, что вы покажете мне не дом, а дворец. Положительно вам служит какой-нибудь добрый гений.
— Что ж, пусть думают так, — отвечал Монте-Кристо, ставя ногу на обитую бархатом подножку своей великолепной кареты, — это обеспечит мне некоторый успех У дам.
Граф сел в карету, дверца захлопнулась, и лошади понеслись галопом, но все же он успел заметить, как чуть заметно дрогнули занавески в окне гостиной, где он оставил г-жу де Морсер.
Когда Альбер вернулся к матери, то застал ее в будуаре, в глубоком бархатном кресле; комната была погружена в полумрак, только кое-где мерцали блики на вазах и по углам золоченых рам.
Альбер не мог рассмотреть лицо графини, терявшееся в дымке газа, который она накинула на голову; но ему показалось, что голос ее дрожит; к благоуханию роз и гелиотропов, наполнявших жардиньерку, примешивался острый и едкий запах нюхательной соли; и в самом деле Альбер с беспокойством заметил, что флакон графини вынут из шагреневого футляра и лежит в одной из плоских ваз, стоящих на камине.
— Вы больны? — воскликнул он, подходя к матери. — Вам стало дурно, пока я уходил?
— Нисколько, Альбер; но все эти розы, туберозы и померанцевые цветы так сильно пахнут теперь, когда настали жаркие дни…
— В таком случае надо их вынести, — сказал Морсер, дергая шпур звонка. — Вам в самом деле нездоровится; уже когда вы вошли в гостиную, вы были очень бледны.
— Очень бледна?
— Это вам к лицу, по мы с отцом испугались.
— Отец сказал тебе об этом? — быстро спросила Мерседес.
— Нет, но он сказал вам самой, помните?
— Не помню, — сказала графиня.
Вошел лакей; он явился на звонок Альбера.
— Вынесите цветы в переднюю, — сказал виконт, — они беспокоят графиню.
Лакей повиновался.
Пока он переносил цветы, длилось молчание.
— Что это за имя — Монте-Кристо? — спросила графиня, когда лакей унес последнюю вазу. — Фамилия или название поместья, пли просто титул?
— Мне кажется, это только титул. Граф купил остров в Тосканском архипелаге и, судя по тому, что он говорил сегодня утром, учредил командорство. Вы ведь знаете, что это принято относительно ордена святого Стефана во Флоренции, святого Георгия в Парме и даже для Мальтийского креста. Впрочем, он и не чванится своим дворянством, называет себя случайным графом, хотя в Риме все убеждены, что он очень знатный вельможа.
— У него прекрасные манеры, — сказала графиня, — по крайней мере так мне показалось в то несколько минут, что я его видела.
— О, его манеры безукоризненны, они превосходят все, что я видел наиболее аристократического среди представителей трех самых гордых дворянств Европы: английского, испанского и немецкого.