Графиня задумалась, по после короткого колебания продолжала:
— Ведь ты видел, дорогой… я спрашиваю, как мать, ты понимаешь… ты видел графа Монте-Кристо у него в доме; ты проницателен, знаешь свет, у тебя больше такта, чем обычно бывает в твоем возрасте; считаешь ли ты графа тем, чем он кажется?
— А чем он кажется?
— Ты сам сейчас сказал: знатным вельможей.
— Так о нем думают.
— А что думаешь ты?
— Я, признаться, не составил себе о нем определенного мнения; думаю, что он мальтиец.
— Я спрашиваю не о его происхождении, а о нем самом как о человеке.
— А, это другое дело; мне с его стороны пришлось видеть столько странного, что я склонен рассматривать его как байроновского героя, которого несчастье отметило роковой печатью, как какого-нибудь Манфреда, или Лару, или Вернера, — словом, как обломок какого-нибудь древнего рода, лишенный наследия своих отцов и вновь обретший богатство силою своего предприимчивого гения, вознесшего его выше законов общества.
— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что Монте-Кристо — остров на Средиземном море, без жителей, без гарнизона, убежище контрабандистов всех наций и пиратов со всего света. Как знать, может быть, эти достойные дельцы платят своему хозяину за гостеприимство?
— Это возможно, — сказала графиня в раздумье.
— Но контрабандист он или нет, — продолжал Альбер, — во всяком случае граф Монте-Кристо человек замечательный. Я уверен, вы согласитесь с этим, потому что сами его видели. Он будет иметь огромный успех в парижских гостиных. Не далее как сегодня утром у меня он начал свое вступление в свет тем, что поразил всех, даже самого Шато-Рено.
— А сколько ему может быть лет? — спросила Мерседес, видимо придавая этому вопросу большое значение.
— Лет тридцать пять — тридцать шесть.
— Так молод! Не может быть! — сказала Мерседес, отвечая одновременно и на слова Альбера и на свою собственную мысль.
— А между тем это так. Несколько раз он говорил мне, и, конечно, непреднамеренно: «Тогда мне было пять лет, тогда-то десять, а тогда-то двенадцать». Я из любопытства сравнивал числа, и они всегда совпадали. Очевидно, этому странному человеку, возраст которого не поддается определению, в самом деле тридцать пять лет. К тому же, припомните, какие у него живые глаза, какие черные волосы; он бледен, но на лбу его нет ни одной морщины; это не только сильный человек, но и молодой еще.
Графиня опустила голову, словно поникшую от тяжести горьких дум.
— И этот человек дружески относится к тебе, Альбер? — с волнением спросила она.
— Мне кажется, да.
— А ты… ты тоже любишь его?