– Ничего?
– Ничего.
Коконнас приподнялся и положил руку на руку Ла Моля.
– Ну-ка посмотри на лань, – сказал он.
– Где Она?
– Вон там!
Коконнас показал пальцем животное Ла Молю.
– И что же?
– А то, что сейчас сам увидишь!
Ла Моль посмотрел на животное. Нагнув голову, словно собираясь щипать траву, лань стояла неподвижно и прислушивалась. Внезапно она подняла голову, отягощенную великолепными рогами, повела ухом в ту сторону, откуда до нее несомненно доносился какой-то звук, и вдруг, без видимой причины, с быстротой молнии умчалась.
– Да-а! Видимо, ты прав, ноль скоро лань убежала, – сказал Ла Моль.
– Раз она убежала, значит, она слышит то, чего не слышишь ты, – заметил Коконнас.
И в самом деле: глухой, чуть слышный шорох пробежал по траве; для малоразвитого слуха – это был ветер, для наших – отдаленный конский топот.
Ла Моль вскочил на ноги.
– Это они. Вставай! – сказал он.
Коконнас поднялся, но поднялся уже спокойно; казалось, живость пьемонтца переселилась в сердце Ла Моля и наоборот – его беспечность овладела Коконнасом. Дело было в том, что в сложившихся обстоятельствах один действовал с воодушевлением, а другой – неохотно.
Вскоре ровный, ритмичный топот донесся до слуха друзей; лошадиное ржание заставило насторожить уши лошадей, стоявших оседланными в десяти шагах от них, и по Дороге Фиалок белой тенью мелькнула женщина – она повернулась в их сторону и, сделав какой-то странный знак, скрылась.
– Королева! – вскрикнули оба.
– Что это значит? – спросил Коконнас.
– Она сделала рукой так, – ответил Ла Моль, – это значит: «Сейчас».
– Она сделала рукой так, – возразил Коконнас, – это значит: «Уезжайте».
– Она хотела сказать: «Ждите меня».
– Она хотела сказать: «Спасайтесь».
– Хорошо, – сказал Ла Моль. – Будем действовать каждый по своему разумению. Уезжай, а я остаюсь. Коконнас пожал плечами и снова улегся. В ту же минуту со стороны, противоположной той, куда умчалась королева, но той же дорогой проскакал, отдав поводья, отряд всадников, в которых друзья узнали пылких, даже, можно сказать, ярых протестантов. Их лошади скакали, как кузнечики, о которых говорит Иов[74]: появились и исчезли.
– Черт! Это становится серьезным! – сказал Коконнас и встал на ноги. – Едем в павильон Франциска Первого.
– Ни в коем случае! – ответил Ла Моль. – Если мы попались, первым привлечет к себе внимание короля этот павильон! Ведь общий сбор назначен там.
– На этот раз ты вполне прав, – проворчал Коконнас. Не успел Коконнас произнести эти слова, как между деревьями молнией мелькнул всадник и, перескакивая через овражки, кусты, свалившееся деревья, домчался до молодых людей.