Но он тотчас взял себя в руки.
– Хорошо, сударь, – сказал он, – сейчас вы увидите то, что просите.
Повернувшись, словно желая подойти ближе к свету, он вытащил мнимый образок, представлявший собой не что иное, как медальон, в который был вставлен чей-то портрет, вынул портрет из медальона и поднес его к губам. Несколько раз поцеловав его, он сделал вид, что уронил его на пол, и, изо всех сил ударив по нему каблуком, разбил на тысячу кусочков.
– Сударь!.. – воскликнул комендант.
Он наклонился и посмотрел, не может ли он спасти что-либо от вдребезги разбитого неизвестного предмета, который намеревался утаить от него Ла Моль, но миниатюра в буквальном смысле слова превратилась в пыль.
– Король хотел получить эту драгоценность, – сказал Ла Моль, – но у него нет никаких прав на портрет, который был в нее вставлен. Вот вам медальон, можете его взять.
– Сударь! Я буду жаловаться королю, – объявил Болье.
Ни слова не сказав узнику на прощание, он вышел в бешенстве и предоставил запирать двери тюремщику.
Тюремщик сделал несколько шагов к выходу, но, увидев, что Болье уже спустился по лестнице на несколько ступенек, вернулся и сказал Ла Молю:
– Честное слово, сударь, я хорошо сделал, что предложил вам сразу же вручить мне сто экю за то, чтобы я дал вам поговорить с вашим товарищем, а если бы вы мне их не дали, комендант забрал бы их вместе с этими тремястами, и уж тогда совесть не позволила бы мне что-нибудь для вас сделать. Но вы заплатили мне вперед, а я обещал вам, что вы увидитесь с вашим приятелем... Идемте... Честный человек держит слово... Только, если можно, не столько ради себя, сколько ради меня, не говорите о политике.
Ла Моль вышел из камеры и очутился лицом к лицу с Коконнасом, ходившим взад и вперед широкими шагами по середине своей камеры.
Они бросились друг к Другу в объятия.
Тюремщик сделал вид, что утирает набежавшую слезу, и вышел сторожить, чтобы кто-нибудь не застал узников вместе, или, вернее, чтобы не застали на месте преступления его самого.
– А-а! Вот и ты! – сказал Коконнас. – Этот мерзкий комендант заходил к тебе?
– Как и к тебе, я думаю.
– И отобрал у тебя все?
– Как и у тебя.
– Ну, у меня-то было немного – перстень Анриетты, вот и все.
– А наличные деньги?
– Все, что у меня было, я отдал этому доброму малому – нашему тюремщику, чтобы он устроил нам свидание.
– Ах, вот как! – сказал Ла Моль. – Сдается мне, что он брал обеими руками.
– Стало быть, ты тоже ему заплатил?
– Я дал ему сто экю.
– Как хорошо, что наш тюремщик негодяй!
– Еще бы! За деньги с ним можно будет делать все что угодно, а надо надеяться, в деньгах у нас недостатка не будет.