Игра в ощущения, штука непредсказуемая. На определённом этапе – непредсказуемая.
Но из этих двоих сейчас никто не знал о этапах. Кровь с новой силой заскользила по лабиринтам сосудов и в умах стали всплывать новые порывы. К тому же за окном пошёл-таки недостающий дождь, забарабанил по жестянкам подоконников и шорохом настроил души на минорное пиано.
– А ты когда-нибудь спал с поэтессой?
– Знаешь, Ирэн, даже если бы и спал, то по сравнению с тем, что можешь подарить в этом образе ты, будет означать, что именно «спал». Ведь я, получается, до сих пор не знал, что такое быть с русской женщиной, в той мере, которой она осталась в приданиях. Ты фантастическая женщина.
– Спасибо. Подарить тебе Ирэн?
– Погоди. Давай ещё по одной нальём. Я от Наташи отойти не могу.
Налили ещё. Выпили. Котлеты опять остыли, но их больше разогревать не хотелось.
Теодор закурил. Ирэн вынула из ящика стола тонюсенькую сигаретку и прикурила от протянутой джентльменом зажигалки. Не благодарила – знает этикет. Вдруг Теодор почувствовал, что – всё. Как-то сразу. Котлеты холодные. Пол холодный, линолеум студит ступни. Вилка скрипнула по тарелке и звук покарябал сердце. Вспомнился Набоков -»… это не снег, это декорации рушатся, Лолита…»
– Знаешь, Ирэн, я пойду.
– Так скоро? Ты ничего не теряешь?
– Я, Ирэн, художник. Если я что-то теряю, то моё воображение спокойно (или не спокойно) мне всё вернёт. Я получил достаточно информации для твоего портрета.
– Портрета?.. Ах, да. Ты же нас рисуешь.
Покурили. Пепел стряхивали прямо в тарелки с каменеющими котлетами.
– Не верю.- Ирэн по своему обыкновению встряхнула головой. Волосы закрыли глаза.- Твоё воображение. Художник. Не пережив, нет опыта.
Тогда Теодор рассказал, каким именно образом происходил у древних йогинов процесс «отсекания привязанностей». Они, по его словам, уходили в пещеры, что бы… мечтать по отдельности о богатстве, женщинах, славе и власти, в общем, о том, что именно их донимало. Или отсутствие чего коробило неудовлетворённостью и комплексами. И мечтали сперва до опупения, а затем, после того, как страсти поостыли, то, зная законы этой жизни, начинали подробно представлять себе вторую сторону медали, неотъемлемо и незамедлительно следующую за первой: богатого обязательно грохнут грабители с партнёрами или он так и протрясётся всю жизнь над златом, подыхая от страха. Любителя женщин и подобных телесных наслаждений постигнут «интересные» заболевания, или загнут истерики их дрожайших половин, или убьёт боль утраты единственной и неповторимой. Власть заканчивается позором и сопровождается ненавистью. Пополам с завистью. Слава… ещё хуже власти. На идущего по канату канатоходца смотрят с тайным желанием лицезреть воочию как он навернётся. Так вот, после того, как йогин всё это себе очень живенько представит, тоже – до одури, до опупения, то выходит он из пещеры без всяких привязанностей, нафиг ему всё это не упало, думает он себе о Боге и хорошо ему.