– А что, если тот, кто дал пощечину, – сын, а тот, кто ее получил, – отец?
По толпе пробежал ропот.
Король, отступив на шаг, недоверчиво взглянул на старика.
– Невероятно! – проговорил он.
– Ваше величество! – произнес дон Руис, вставая на колени. – Я вас просил помиловать моего сына – убийцу и грабителя! Теперь я требую справедливого наказания сыну, поднявшему руку на отца.
– О дон Руис, дон Руис! – воскликнул дон Карлос, сбрасывая с себя на миг личину беспристрастности и холодного спокойствия, свойственную ему обычно. – Да знаете ли вы, чего вы требуете, – смерти сыну!
– Не знаю, какому наказанию в Испании подвергается подобное преступление, ибо в древности подобных преступлений не бывало, и у нас нет законов для подражания; но вот что я говорю моему королю: поправ священные обычаи, которые стоят на первом месте после законов церкви, мой сын Фернандо осмелился ударить меня по лицу, я же не могу ответить на оскорбление, нанесенное мне, поэтому приношу вам жалобу на преступника. Если же вы откажете мне – государь, внемлите словам несчастного отца, – я буду взывать к всевышнему, жалуясь на дона Карлоса. – И, поднимаясь с колен, он добавил:
– Государь, вы слышите мои слова? Отныне это дело касается вас, а не меня…
И он пошел прочь; толпа молча расступилась перед ним, каждый пропускал его, сняв шляпу и склоняясь перед оскорбленным отцом.
Донья Мерседес, увидя, что дон Руис проходит мимо, даже не взглянув на нее и не вымолвив ни слова, потеряла сознание и упала на руки доньи Флоры.
Король бросил на невеселую эту сцену косой взгляд, свойственный ему, и сказал, обернувшись к дону Иниго, который был так бледен и встревожен, будто обвиняли его самого:
– Дон Иниго…
– Да, ваше величество, – отозвался он.
– А кто эта женщина – не мать ли? – И он через плечо указал на донью Мерседес.
– Да, государь, мать, – запинаясь, произнес дон Иниго.
– Хорошо. – И, помолчав, король продолжал:
– Вы – мой верховный судья, и все это в вашем ведении. Располагайте всеми средствами, которыми вы владеете, и не смейте являться ко мне до тех пор, пока виновный не будет взят под стражу.
– Ваше величество, – отвечал дон Иниго, – уверяю вас, я сделаю все возможное.
– Действуйте без промедления, ибо это дело занимает меня гораздо больше, чем вы полагаете.
– Отчего же, государь? – спросил дон Иниго, и голос его дрогнул.
– Да оттого, что, поразмыслив надо всем, что сейчас стряслось, я так и не припомнил подобного случая в истории – никогда еще к королю не обращались с подобной жалобой.
И он удалился, важный, погруженный в раздумье, и все повторяя про себя: