Затем король обернулся к дону Рамиро:
– Вас вызвали на дуэль, и вы, человек чести, не могли не ответить на вызов, но и сражаясь, вы сохранили уважение к старости, а старость после господа бога должно почитать больше всего на свете. Я не сделаю вас богаче, ибо вы в этом не нуждаетесь, но в память обо мне вы добавите к своему имени имя Карлоса, а к своему гербу – бургундского льва. Ну а теперь пусть всем воздается по заслугам, начинайте, дон Руис, верховный судья королевства.
Воцарилась мертвая тишина. Все не сводили глаз с дона Руиса, все напряженно слушали. И вот донья Мерседес, до сих пор остававшаяся неподвижной, как изваяние, сделала шаг вперед и медленной, торжественной походкой, словно с трудом, словно пересиливая себя, подошла к мужу, который по-прежнему стоял, скрестив руки, и произнесла:
– Сеньор, ради всего святого на земле и в небесах, мать заклинает вас помиловать ее сына.
Казалось, в сердце дона Руиса шла молчаливая борьба, и это отразилось на его лице. Но он протянул руку, возложив ее на голову доньи Мерседес, и молвил, причем и во взгляде его, и в голосе чувствовалась бесконечная нежность:
– Я прощаю его.
Толпа заволновалась, зашумела.
Дон Фернандо побледнел. Он стал искать оружие, и если бы обнаружил свой баскский кинжал, то, вероятно, пронзил бы себе сердце, так тяготила его милость старика – дона Руиса. Но кинжал отняла стража.
– Теперь ваш черед, герцогиня де Кармона, – проговорил король.
Хинеста подошла к Фернандо, откинула покрывало и громко сказала:
– Дон Фернандо, я люблю тебя.
Молодой человек вздрогнул и, бросив долгий взгляд на донью Флору, простер руки к Хинесте, и она, охваченная несказанной радостью, бросилась к нему на грудь.
– Герцогиня де Кармона, маркиза де Монтефрио, княгиня де Пулгар, значит, вы берете в мужья осужденного Фернандо, лишенного всего – имени, титула, состояния? – спросил дон Карлос.
– Я люблю его, государь, – твердила Хинеста.
И, заставив Фернандо преклонить колена, она тоже опустилась рядом с ним перед королем.
– Ну что ж, – отвечал дон Карлос. – Долг короля держать свое слово. Поднимитесь же, герцог де Кармон, маркиз де Монтефрио, граф де Пулгар, гранд Испании по своей супруге, сестре короля и дочери короля.
Затем, не давая действующим лицам и зрителям опомниться от удивления, он обратился к дону Рамиро:
– Теперь ваш черед.
Дон Рамиро неверной походкой подошел к донье Флоре. Ему казалось, что в глазах его стоит какая-то пурпурно-золотистая дымка, а в ушах звенит ангельское пение.
Он склонился перед доньей Флорой.
– Я люблю вас давно, – сказал он. – Дон Рамиро д'Авила не смел признаться вам в своей любви, теперь же, в присутствии короля, своего крестного отца, дон Карлос д'Авила смиренно просит вашей руки, сеньора.