Надписи на крестах не оставляли никакого сомнения в том, какой смертью пали те, кто покоился под их сенью.
Пересекая горные хребты три века спустя после тех путешественников, которых мы сейчас покажем нашим читателям, мы видели кресты, подобные тем, что мы описываем, видели на их перекладинах, навевающих уныние, такие слова, весьма мало утешительные для тех, кто их читает:
ЗДЕСЬ
БЫЛ УБИТ ПУТЕШЕСТВЕННИК.
МОЛИТЕСЬ ГОСПОДУ БОГУ ЗА ЕГО ДУШУ
Или:
ЗДЕСЬ
БЫЛИ УБИТЫ СЫН И ОТЕЦ.
ОНИ ПОКОЯТСЯ В ОДНОЙ МОГИЛЕ.
ДА БУДЕТ С НИМИ МИЛОСТЬ БОЖЬЯ!
Но чаще всего встречалась такая надпись:
AGUI MATARON UN HOMBRE
А это просто-напросто означает – здесь убит человек.
Своеобразный список убиенных тянулся на протяжении полутора-двух лье, почти по всей долине, затем путники пересекали ручей, который, обогнув деревню Касен, впадает в Хениль, и попадали в другую часть горного края. Тут сьерра, надо признаться, была чуть ниже и легче было преодолеть подъемы. Тропинка терялась в огромном сосновом бору, позади оставались узкие ущелья и отвесные скалы. Вы словно попадали в более спокойные края, и после перехода в полтора лье по извилистой горной тропе, затемненной деревьями, перед вами открывались поистине райские места, куда вы и спускались по пологому склону, покрытому зеленым ковром травы. Там росли желтые душистые цветы, шиповник с алыми плодами, кусты, усыпанные ягодами, по виду схожими с земляникой, а по вкусу – с бананами, но не с теми отменными ягодами, которые они напоминают.
Добравшись до этих мест, странник мог с облегчением вздохнуть, ибо, очевидно, он избавился от двойственной опасности, которую избежал чудом, – опасности разбиться насмерть в пропасти или погибнуть от руки разбойников.
И в самом деле, слева от дороги, приблизительно в четверти лье, виднелось убежище – небольшое белое здание, стены которого, казалось, сделаны были из мела – не то постоялый двор, не то крепость. Над воротами висел портрет какого-то человека – смуглое лицо, черная борода, тюрбан на голове и скипетр в руке.
Надпись над портретом гласила:
AL REY MORO
2.
Хотя ничто не указывало, что мавританский король, под защитой которого процветал постоялый двор, был последним властелином Гранады, тем не менее тот, кто не был совершенно чужд прекрасному искусству живописи, понял бы, что художник задумал изобразить сына Зорая, Абу Абала, по прозванию Аль-Закир – его-то Флориан и вывел под именем Буабдила, сделав одним из главных персонажей своей поэмы «Гонсальво де Кордова».
Мы поспешили поступить так, как поступали путешественники, – пустили лошадь галопом, торопясь добраться до постоялого двора, и поэтому даже не потрудились взглянуть мимоездом на одну особу – сначала она, пожалуй, показалась бы невзрачной, однако заслуживает особого описания.