Подойдя ближе, он увидел, как на оконных стеклах немногих домов, окаймлявших улицу, пляшут отблески пламени: то плыла в руках пажей и лакеев добрая дюжина факелов, и тут же оркестр из двадцати четырех музыкантов под управлением исступленно жестикулирующего итальянца с каким-то неистовством играл на виолах, псалтерионах, цитрах, трехструнных скрипках, трубах и барабанах.
Вся эта армия нарушителей тишины расположилась в отличнейшем порядке перед домом, в котором Шико не без удивления узнал свое собственное жилище.
Невидимый полководец, руководивший движением этого воинства, расставил музыкантов и пажей таким образом, чтобы все они, повернувшись лицом к жилью Робера Брике и не спуская глаз с его окон, казалось, существовали, жили, дышали только этим своим созерцанием.
С минуту Шико стоял, неподвижно застыв на месте, глядел на выстроившихся музыкантов и слушал весь этот грохот.
Затем, хлопнув себя костлявыми руками по ляжкам, вскричал:
– Но здесь явно какая-то ошибка. Не может быть, чтобы такой шум подняли ради меня.
Подойдя еще ближе, он примешался к любопытным, которых привлекла серенада, и, внимательно осмотревшись кругом, убедился, что и свет от факелов падал только на его дом, и звуки музыки устремлялись туда же: никто в толпе музыкантов и факелоносцев не занимался ни домом напротив, ни соседними.
«Выходит, – сказал себе Шико, – что это все действительно для меня. Может быть, в меня влюбилась какая-нибудь неизвестная принцесса?»
Однако предположение это, сколь бы лестным оно ни было, видимо, не показалось Шико убедительным.
Он повернулся к дому, стоявшему напротив. В единственных расположенных на третьем этаже окнах его, не имевших ставен, порою отражались отсветы пламени. Никаких других развлечений не выпало на долю бедного жилища, из которого, видимо, не выглядывало ни одно человеческое лицо.
«В этом доме, наверно, здорово крепко спят, черт побери, – подумал Шико, – от подобной вакханалии пробудился бы даже мертвец».
Пока Шико задавал себе эти вопросы и сам же на них отвечал, оркестр продолжал играть свои симфонии, словно он исполнял их перед собранием королей и императоров.
– Простите, друг мой, – обратился наконец Шико к одному из факельщиков, – не могли бы вы мне сказать, для кого предназначена вся эта музыка?
– Для того буржуа, который там проживает, – ответил слуга, указывая на дом Робера Брике.
«Для меня, – подумал опять Шико, – оказывается, действительно для меня».
Он пробрался через толпу, чтобы прочесть разгадку на рукавах и на груди пажей. Однако все гербы были старательно запрятаны под какие-го серые балахоны.