Дом Модест, прищурившись, взглянул на Шико.
Насмехался ли Шико или говорил серьезно – разобрать было невозможно.
Шико встал.
– Почему вы встаете, господин Брике? – спросил Горанфло.
– Собираюсь уходить.
– А почему вы уходите, вы же сказали, что позавтракаете со мною?
– Прежде всего я не говорил, что буду завтракать.
– Простите, я вам предложил.
– А я ответил – может быть. Может быть не значит – да.
– Вы сердитесь?
Шико рассмеялся.
– Сержусь? – переспросил он. – А на что мне сердиться? На то, что вы наглый и грубый невежда? О дорогой сеньор настоятель, я вас слишком давно знаю, чтобы сердиться на ваши мелкие недостатки.
Как громом пораженный этим выступлением, Горанфло сидел, раскрыв рот и вытянув вперед руки.
– Прощайте, господин настоятель.
– О, не уходите.
– Я не могу откладывать своей поездки.
– Вы уезжаете?
– Мне дано поручение.
– Кем?
– Королем.
У Горанфло голова пошла кругом.
– Поручение, – вымолвил он, – поручение от короля. Вы, значит, снова с ним виделись?
– Конечно.
– Как же он вас встретил?
– Восторженно. Он-то помнит друзей, хоть он и король.
– Поручение от короля, – пролепетал Горанфло, – а я-то наглец, невежда, грубиян…
Сердце его теперь сжималось, как шар, из которого выходит воздух, когда его колют булавками.
– Прощайте, – повторил Шико.
Горанфло даже привстал с кресла и своей огромной рукой задержал уходящего, который, надо признаться, довольно охотно подчинился насилию.
– Послушайте, давайте объяснимся, – сказал настоятель.
– Насчет чего же?
– Насчет вашей сегодняшней обидчивости.
– Я сегодня такой же, как всегда.
– Нет.
– Я просто отражение людей, с которыми в данный момент нахожусь.
– Нет.
– Вы смеетесь, и я смеюсь; вы дуетесь, и я корчу гримасы.
– Нет, нет, нет!
– Да, да, да!
– Ну хорошо, признаюсь – я был кое-чем озабочен…
– Вот как!
– Неужели вы не будете снисходительны к человеку, занятому самыми трудными делами? Чем только не занята моя голова! Ведь это аббатство, словно целая область! Подумайте, под моим началом двести душ, я и эконом, и архитектор, и управитель; и ко всему у меня имеются еще и духовные обязанности.
– О, этого и правда слишком много для недостойного служителя божия!
– Ну вот, теперь вы иронизируете, – сказал Горанфло, – господин Брике, неужто же вы утратили христианское милосердие?
– А у меня оно было?
– Сдается мне, что тут и не без зависти с вашей стороны; остерегайтесь – зависть великий грех.
– Зависть с моей стороны? А чему мне, скажите пожалуйста, завидовать?
– Гм, вы думаете: «Настоятель дом Модест Горанфло все время идет вперед, движется по восходящей линии…»