Теперь тот, кто не знал секрета, не мог бы открыть их, не сломав.
– Сударь, – сказал молодой человек, – через три дня эти дощечки будут доставлены по назначению.
– В собственные руки?
– Самой госпоже герцогине де Монпансье.
Герцог пожал руки своему доброжелательному собеседнику. Утомленный разговором и усилием, которого потребовало от него только что написанное письмо, он откинулся на свежую солому, обливаясь потом.
– Сударь, – сказал солдат тоном, который показался Эрнотону плохо гармонирующим с его одеждой, – сударь, вы связали и меня, как теленка, это правда; но хотите вы этого или нет, я рассматриваю эти путы, как узы дружбы, и докажу это, когда придет время.
И он протянул руку, белизну которой Эрнотон еще раньше успел заметить.
– Пусть будет так, – улыбаясь, сказал Карменж, – у меня стало двумя друзьями больше!
– Не смейтесь, сударь, – сказал солдат, – друзей не может быть слишком много.
– Правильно, товарищ, – ответил Эрнотон.
И он уехал.
Эрнотон отправился тотчас же, и так как взамен своей лошади, которую он отдал Роберу Брике, он взял лошадь герцога, то ехал быстро и к середине третьего дня прибыл в Париж.
В три часа после полудня он въезжал в Лувр, в казарму Сорока пяти.
Никакое важное событие не отметило его приезда.
Гасконцы, увидев его, разразились удивленными восклицаниями.
Господин де Луаньяк, услышав крики, вышел и, заметив Эрнотона, сильно нахмурился, что не помешало молодому человеку направиться прямо к нему.
Господин де Луаньяк сделал Эрнотону знак пройти в маленький кабинет, расположенный в конце комнаты, нечто вроде приемной, где этот неумолимый судья произносил свои приговоры.
– Разве можно так вести себя, сударь? – сразу же сказал он. – Если я правильно считаю, вот уже пять дней и пять ночей вы отсутствуете, и это вы, вы, сударь, которого я считал одним из самых рассудительных, даете пример такого нарушения правил!
– Сударь, – ответил Эрнотон, кланяясь, – я делал то, что мне приказали.
– А что вам приказали?
– Мне приказали следовать за герцогом Майенским, и я следовал за ним.
– Пять дней и пять ночей?
– Пять дней и пять ночей, сударь.
– Значит, герцог уехал из Парижа?
– В тот же вечер, и мне это показалось подозрительным.
– Вы правы, сударь. Дальше?
Тогда Эрнотон начал рассказывать кратко, но с пылом и энергией смелого человека, приключение на дороге и последствия, которые оно имело. Пока он говорил, подвижное лицо Луаньяка отражало все впечатления, которые рассказчик вызывал в его душе.
Но когда Эрнотон дошел до порученного ему герцогом Майенским письма, Луаньяк воскликнул: