– Через десять минут, господин Шико, во всем доме живой души не будет, кроме вашего покорного слуги.
– Ступайте, Бономе, ступайте, я уважаю вас, как и прежде, – величественно произнес Шико.
– О боже мой, боже мой! – сказал Бономе, уходя. – Что же такое произойдет в моем несчастном доме?
Когда он, пятясь назад, удалялся, то увидел Борроме, который поднимался из погреба, нагруженный бутылками.
– Ты слышал? – сказал ему Борроме. – Чтоб через десять минут в заведении твоем не было ни души.
Бономе покорно кивнул своей обычно столь надменно поднятой головой и отправился в кухню, чтобы обдумать, как ему одновременно выполнить оба распоряжения, отданные его грозными клиентами.
Борроме зашел за перегородку и нашел там Шико, сидевшего вытянув ноги и с улыбкой на губах.
Не знаем, что именно предпринял мэтр Бономе, но когда истекла десятая минута, последний школяр переступил порог об руку с последним писцом, приговаривая:
– Ого, ого, у мэтра Бономе пахнет грозой. Надо убираться, а то пойдет град.
Глава 18.
ЧТО ПРОИЗОШЛО У МЭТРА БОНОМЕ ЗА ПЕРЕГОРОДКОЙ
Когда капитан зашел за перегородку с корзиной, в которой торчали двенадцать бутылок, Шико встретил его с таким добродушием, с такой широкой улыбкой, что Борроме и впрямь готов был принять его за дурака.
Борроме торопился откупорить бутылки, за которыми он спускался в погреб. Но это были пустяки по сравнению с тем, как торопился Шико.
Приготовления поэтому не заняли много времени. Оба сотрапезника, люди опытные в этом деле, заказали соленой закуски, с похвальной целью все время возбуждать у себя жажду. Закуску подал им Бономе, которому каждый из них еще раз многозначительно подмигнул.
Бономе ответил каждому из них понимающим взглядом. Но если бы кто-нибудь мог разобраться в этих двух взглядах, то усмотрел бы существенную разницу между тем, что был брошен Борроме, и тем, что был устремлен на Шико.
Бономе вышел, и сотрапезники начали пить. Для начала, словно занятие это было слишком важным, чтобы его прерывать, собутыльники опрокинули немало стаканов, не перекинувшись ни единым словом.
Шико был особенно великолепен. Не сказав ничего, кроме «Ей-богу, ну и бургундское!» и «Клянусь душой, что за окорок!», он осушил две бутылки, то есть по одной на каждую фразу.
– Черт побери, – бормотал себе под нос Борроме, – и повезло же мне напасть на такого пьяницу!
После третьей бутылки Шико возвел очи к небу.
– Право же, – сказал он, – мы так увлеклись, что, чего доброго, напьемся допьяна.
– Что поделаешь, колбаса уж больно солена! – ответил Борроме.
– Ну, если вам ничего, – сказал Шико, – будем продолжать, приятель. У меня-то голова крепкая.