Войско собрано. Мы можем рассчитывать на двенадцать тысяч человек верных и отлично снаряженных. Эту армию я приведу во Францию под предлогом защиты от немецких гугенотов, пришедших на помощь Генриху Наваррскому. Побью гугенотов и, вступив во Францию в качестве друга, буду действовать, как хозяин».
– Эге! – произнес Шико.
– Вам больно, сударь? – произнес Бономе, перестав растирать спину Шико.
– Да, друг любезный.
– Стану тереть полегче, будьте покойны.
Шико продолжал чтение.
«Р. S. Полностью одобряю ваш план относительно Сорока пяти. Позвольте только сказать вам, милая сестрица, что вы окажете этим головорезам больше чести, чем они заслуживают…»
– Черт побери! – прошептал Шико. – Это уже темновато.
И он перечитал:
«Полностью одобряю ваш план относительно Сорока пяти…»
«Какой такой план?» – подумал Шико.
И он продолжал:
«Р. S. Полностью одобряю ваш план относительно Сорока пяти. Позвольте только сказать вам, милая сестрица, что вы окажете этим головорезам больше чести, чем они заслуживают».
«Какой именно чести?»
И он повторил:
«Чем они заслуживают».
«Ваш любящий брат Генрих де Гиз».
– Ладно, – сказал Шико, – все ясно, кроме постскриптума. Что ж, обратим на него особое внимание.
– Дорогой господин Шико, – решился наконец сказать Бономе, видя, что Шико перестал писать, хотя, может быть, еще размышлял о прочитанном, – дорогой господин Шико, вы еще не сказали мне, как я должен поступить с этим трупом.
– Дело очень простое.
– Для вас, как человека, крайне изобретательного, наверно, простое, но для меня?
– Ну, представь себе, например, что этот бедняга капитан затеял на улице ссору с швейцарцами или рейтарами и его принесли к тебе раненным. Ты ведь не отказался бы его принять?
– Нет, конечно. Разве что вы бы запретили мне это, дорогой господин Шико.
– Предположим, что, лежа тут, в уголке, он, несмотря на весь твой уход за ним, перешел все же в лучший мир, так сказать – у тебя на руках. Это было бы несчастье, вот и все, правда?
– Разумеется.
– Вместо того чтобы заслужить упреки, ты заслужил бы похвалы за свою человечность. Предположим еще, что, умирая, бедняга капитан произнес столь хорошо известное тебе имя настоятеля обители святого Иакова у Сент-Антуанских ворот?
– Дома Модеста Горанфло? – с удивлением вскричал Бономе.
– Да, дома Модеста Горанфло. Ну вот: ты предупреждаешь дома Модеста, тот поспешно является к тебе, и так как в одном из карманов убитого находят его кошелек, – понимаешь? – важно, чтобы нашли его кошелек, предупреждаю тебя об этом, и так как в одном из карманов убитого находят его кошелек, а в другом вот это письмо, никому не приходит на ум никаких подозрений.