Впрочем, признавал он, вина всецело его: незачем было являться в Париж в шляпе с такой великолепной пряжкой.
Часам к четырем в гостинице Фурнишонов находилось уже около сорока земляков капитана.
– Странное дело, – сказал хозяин, – они все – гасконцы.
– Что тут странного? – ответила жена. – Капитан же сказал, что соберутся его земляки.
– Ну так что?
– Раз он сам гасконец, и земляки его должны быть гасконцами.
– И правда, выходит, что так.
– Ведь господин д'Эпернон родом из Тулузы.
– Правда, правда. Так ты по-прежнему считаешь, что это господин д'Эпернон?
– Ты же сам слышал – он раза три пустил «тысячу чертей».
– Пустил тысячу чертей? – с беспокойством спросил Фурнишон. – Какие такие черти?
– Дурак, это его любимое ругательство.
– Верно, верно.
– Удивительно только одно: что у нас лишь сорок гасконцев, ведь должно было быть сорок пять.
Но к пяти часам появились и пять последних гасконцев, так что постояльцы «Меча» были теперь в полном сборе.
Никогда еще гасконские физиономии не выражали подобного изумления: целый час в зале гостиницы звучали характерные гасконские проклятия и столь шумные изъявления восторга, что супругам Фурнишон почудилось, будто весь Сентонж, весь Пуату, весь Они и весь Лангедок завладели их столовой.
Некоторые из прибывших были знакомы между собой. Так, например, Эсташ де Мираду расцеловался с кавалером, прибывшим с двумя слугами, и представил ему Лардиль, Милитора и Сципиона.
– Каким образом очутился ты в Париже? – спросил тот.
– А ты, милый мой Сент-Малин?
– Я получил должность в армии, а ты?
– Я приехал по делу о наследстве.
– А, так. И за тобой опять увязалась старуха Лардиль?
– Она пожелала мне сопутствовать.
– И ты не мог уехать тайком, чтобы не тащить с собой всю эту ораву, уцепившуюся за ее юбку?
– Невозможно было: письмо от прокурора вскрыла она.
– А, так ты получил извещение о наследстве письменно? – спросил Сент-Малин.
– Да, – ответил Мираду.
И, торопясь переменить разговор, он заметил:
– Не странно ли, что эта гостиница переполнена, а все постояльцы – сплошь наши земляки?
– Ничего странного нет: вывеска очень уж привлекательная для людей чести, – вмешался в разговор наш старый знакомый Пердикка де Пенкорнэ.
– А, вот и вы, дорогой попутчик, – сказал Сент-Малин. – Вы так и не договорили мне того, что начали объяснять у Гревской площади, когда нас разделила эта громадная толпа.
– А что я намеревался вам объяснить? – слегка краснея, спросил Пенкорнэ.
– Каким образом я встретил вас на дороге между Ангулемом и Анжером в таком же виде, как сейчас, – на своих двоих, без шляпы и с одной лишь тростью в руке.