– Так что вы, удрученный двойной утратой…
– Я не посмел возвратиться в отцовский дом и решил отправиться в Париж искать счастья.
– Здорово! – вмешался в разговор кто-то. – Ветер, значит, превратился в ворона? Мне помнится, я слышал, как вы рассказывали господину де Луаньяку, что, когда вы читали письмо своей возлюбленной, порыв ветра унес и письмо и шляпу и что вы, как истинный Амадис, бросились за письмом, предоставив шляпе лететь, куда ей вздумается.
– Сударь, – сказал Сент-Малин. – Я имею честь быть знакомым с господином д'Обинье, отличным воякой, который к тому же довольно хорошо владеет пером. Когда вы повстречаетесь с ним, поведайте ему историю вашей шляпы: он сделает из нее чудесный рассказ.
Послышалось несколько подавленных смешков.
– Э, э, господа, – с раздражением спросил гасконец, – уж не надо мной ли, часом, смеются?
Все отвернулись, чтобы посмеяться от всего сердца.
Пердикка внимательно огляделся по сторонам и заметил у камина какого-то молодого человека, охватившего обеими руками голову. Он решил, что тот старается получше спрятать свое лицо, и направился прямо к нему.
– Эй, сударь, – сказал он, – раз уж вы смеетесь, так смейтесь в открытую, чтобы все видели ваше лицо.
И он ударил молодого человека по плечу.
Тот поднял свое хмурое строгое чело.
Это был не кто иной, как наш друг Эрнотон де Карменж, еще не пришедший в себя после своего приключения на Гревской площади.
– Попрошу вас, сударь, оставить меня в покое, – сказал он, – и прежде всего, если вы еще раз пожелаете коснуться меня, сделайте это рукой, на которой у вас перчатка. Вы же видите, мне до вас дела нет.
– Ну и хорошо, – пробурчал Пенкорнэ, – раз вам до меня дела нет, то и я ничего против вас не имею.
– Ах, милостивый государь, – заметил Эсташ де Мираду Карменжу с самыми миролюбивыми намерениями, – вы не очень-то любезны с нашим земляком.
– А вам-то, черт побери, какое до этого дело? – спросил Эрнотон, все больше раздражаясь.
– Вы правы, сударь, – сказал Мираду с поклоном, – меня это действительно не касается.
Он отвернулся и направился было к Лардиль, приютившейся в уголку у самого очага. Но кто-то преградил ему путь.
Это был Милитор. Руки его по-прежнему засунуты были за пояс, а губы насмешливо усмехались.
– Послушайте, любезнейший отчим! – произнес бездельник.
– Ну?
– Что вы на это скажете?
– На что?
– На то, как вас отшил этот дворянин?
– Что?
– Он вам задал перцу?
– Да ну? Тебе так показалось? – ответил Эсташ, пытаясь обойти Милитора.
Но из маневра этого ничего не вышло: Милитор сам подался влево и снова загородил Эсташу дорогу.