– Да, но ведь тогда были влюблены именно вы, сир.
– Безумно влюблен, – ответил король.
Тут снова послышалось какое-то ворчанье, весьма похожее на насмешливое хихиканье.
– Вы же сами понимаете, что это совсем другое дело, сир, – сказал Жуаез, тщетно пытаясь разглядеть, откуда доносятся странные звуки. – Дама, наоборот, равнодушна, как истукан, и холодна, как льдина.
– И ты рассчитываешь, что от музыки лед растает, а истукан оживет?
– Разумеется, рассчитываю.
Король покачал головой.
– Конечно, я не говорю, – продолжал Жуаез, – что при первом же взмахе смычка дама устремится в объятия дю Бушажа. Но она будет поражена тем, что ради нее устроен весь этот шум. Мало-помалу она освоится с концертами, а если они не придутся ей по вкусу, мы пустим в ход актеров, фокусников, чародеев, прогулки верхом, – словом, все забавы, какие только можно. Так что если веселье вернется не к этой скорбящей красавице, то уж, во всяком случае, к самому дю Бушажу.
– Желаю ему этого от всего сердца, – сказал Генрих, – но оставим дю Бушажа, раз он уж так затрудняется покидать в настоящее время Париж. Для меня отнюдь не необходимо, чтобы именно он выполнил мое поручение. Но я надеюсь, что ты, дающий такие превосходные советы, ты не стал бы, подобно ему, рабом какой-нибудь благородной страсти?
– Я? – вскричал Жуаез. – Да я никогда за всю мою жизнь не был так свободен, как сейчас!
– Отлично, значит, тебе делать нечего?
– Решительно нечего, сир.
– Но мне казалось, что ты в нежных отношениях с какой-то красоткой?
– Ах да, с любовницей господина де Майена, Эта женщина меня обожала.
– Ну так что же?
– Ну так вот. Сегодня вечером, прочитав дю Бушажу наставление, я покинул его и направился к ней. Прихожу, совершенно взбудораженный теориями, которые только что развивал, – уверяю вас, сир, я воображал, что влюблен почти так же, как Анри, – и передо мной оказывается женщина вся дрожащая, перепуганная. Прежде всего мне пришло в голову, что у нее кто-нибудь сидит и я явился некстати. Стараюсь успокоить ее – напрасно, расспрашиваю – она не отвечает. Хочу поцеловать ее, она отворачивает голову. Я нахмурился – она рассердилась. Тут мы рассорились, и она заявила, что, когда бы я к ней ни явился, ее не будет дома.
– Бедный Жуаез! – рассмеялся король. – Что же ты сделал?
– Черт побери, сир, я взял шпагу, плащ, низко поклонился и вышел, даже не оглянувшись.
– Браво, Жуаез, ты просто герой! – сказал король.
– Тем более герой, сир, что, как мне показалось, бедняжка вздохнула.
– Тем не менее ты ушел?
– И явился к вам.
– И ты к ней больше не вернешься?