Неужели не кончится до двух часов?..
Разводящий за перегородкой. Она там сидит у стола. А перед ней часы.
- Галина, - спрашиваю я, - два часа уже скоро?
- Уже без четверти два, - отвечает Галина, - а что? Тебе на пост идти не хочется?
- Кому хочется стоять под обстрелом? Но часового нужно сменить. Он, наверно, уже измучился. Пора идти.
Потом я опять спросила:
- Галина, а ведь будет последний обстрел?
- Конечно, - отвечает Галина, - сколько уже городов целиком освобождено… Так же будет и с Ленинградом. Я в это твердо верю.
- И я верю! - сказала я. - И, когда так стреляют, я думаю: «Скоро будет последний обстрел… И все станет как прежде…» Но о тех, кто это время работал на совесть, навсегда останется доброе слово. Верно, Галина? Ну, пойдем!
После двух обстрел стал стихать. Я стою в будке, прислонившись к косяку дверей, и слушаю, как свистят снаряды. Они летят над крышей будки ровно, но все реже и реже…
И думаю я уже не о них, а о мирной жизни. О том, как я маму увижу и мы снова будем жить вместе, как учиться в техникум поступлю.
Только это все далеко еще, как в перевернутом бинокле. А теперь непременно нужно Медведева поймать.
Вдруг приоткрылась дверь. Взметнулось пламя в моем фонаре.-В будку вошел товарищ Голубков. Он, наверно, был на чердаке, как всегда во время обстрела. Спустился вот только сейчас и мимоходом зашел ко мне.
- Как дела? - спрашивает товарищ Голубков.
- Плохо, - отвечаю я не шевелясь.
- Почему?
- Не появляется,- сказала я.
- И ты, верно, устала,- сказал товарищ Голубков
- Неважно, что я устала, - говорю я. - Но ведь я не могу свою ошибку исправить.
Товарищ Голубков посмотрел на меня, и говорит:
- А я думаю, он появится… Ну, желаю тебе успеха… - И товарищ Голубков толкнул дверь. - Когда задержишь, чтобы меня разбудили сейчас же, - сказал он, уходя.
Товарищ Голубков думает, что Медведев все-таки появится. А я даже перестала считать палочки. Каждое утро палочку ставлю, но сколько их набралось, считать боюсь. Мне кажется, что их уже очень много. Вот сейчас сосчитаю. И я подняла фонарь к стене. Палочек оказалось семнадцать.
Снова рассвет, и я шагаю с винтовкой у калитки, около будки и ворот.
Тихий час наступил. Если заглянуть на отделение, в палатах ровное дыхание. Даже тяжелораненые в это время засыпают, а в коридоре за столиком дремлет дежурная сестра, склонив голову на руки… И дежурный по части задремал около телефона и моего звонка…
Пускай дремлют все, лишь бы часовой не дремал. И пусть тишина часового не обманывает. Наоборот, сейчас он должен быть больше всего настороже. Можно три года работать на совесть, а в один миг все испортить. Да, я знаю…