— О, Гамаль, ты даже более быстр, чем твой баран! — насмешливо закричали люди из толпы.
— Эй, Ахмад, смотри, а твой баран-то уже спит!
— Бараны… бараны… А вы не ошиблись? Я, вот, видел овец, так те были поопаснее!
Гамаль и Ахмад одетые в одинаковые, просторные, стираные рубахи и штаны, покраснели до краев своих аккуратно повязанных тюрбанов. Они оба были еще очень юны. И каждый, в ответ на насмешки, принялся расхваливать достоинства своего барана, так громко, как только мог.
— Он умен и силен, как десять баранов вместе взятых! В бою непреклонен! Храбр, как никто другой!
— Поставьте на моего барана, и вы разбогатеете!
— Мой баран принесет вам столько афгани выигрыша, сколько шерстинок у него на спине!
Все это было, конечно же, чистейшим враньем и бахвальством. Все это знали и пастухи тоже.
Но очень скоро толпа сама поверила их восхищенным словам — она желала быть обманутой. И поэтому все закричали:
— К бою! К бою!
Уже делались первые ставки. И Урос поймал себя на том, что щупает пачку купюр, которые были у него в поясе. Сколько там могло быть? Он не знал. Он не любил считать.
В любом случае, очень много. Осман бей и Турсен расщедрились перед его поездкой в Кабул. В столице у него не было ни времени, ни желания тратить деньги.
А потом…
— Какого из баранов ты выбираешь? — спросил Урос своего соседа слева.
— Никакого, — сказал Амчад Хан с извиняющейся улыбкой, — Они оба принадлежат мне. Я не хочу делать на них деньги. Они лишь служат первым развлечением для всех добрых людей, что собрались здесь.
— А может быть, ты согласишься, чужестранец, — внезапно раздался насмешливый голос Хаджи, — что деньги глубоко верующего человека так же хороши, как и деньги богатого Хана?
Урос взглянул на лицо под зеленым тюрбаном. Черты Хаджи выдавали его алчность и самоуверенность. «Он хочет не только выиграть мои деньги, он желает еще и унизить меня!» — понял он.
Кровь бросилась ему в лицо, и его охватило одержимое желание играть. И не о выигрыше он думал, но о борьбе с этим человеком, осмелившимся противопоставить себя ему.
Он вынул из пояса часть купюр и с пренебрежением швырнул их перед собой.
Салман Хаджи вытащил из складки тюрбана длинный, сшитый из шелка, кошелек, аккуратно отсчитал пять сотенных купюр и положил их рядом на ковер, который он делил с Уросом.
— Ну, устраивает ли тебя ставка? — спросил он Уроса.
Тот подвинул ему свои скомканные деньги, которые Хаджи тут же аккуратно разгладил и пересчитал; несколько лишних купюр он вернул Уросу назад, которые тот, не оглянувшись, передал Мокки со словами: