— Ты сможешь это сделать? — помедлив мгновение, спросил Урос.
Месрор потер в задумчивости лоб:
— Я резал ноги многим животным, и думаю, что сумею это сделать и человеку.
— Никто не должен об этом знать.
— Толькоя и мой сын. За него я ручаюсь, — произнес Месрор тихо.
— Когда же? Прямо сейчас?
— Нет, — возразил Месрор, — Я должен быть уверен, что в другой палатке уже все заснули.
— Хорошо. Забери лампу прочь.
Огонь лампы стоявшей позади седла, давал слабый, светло-желтый свет и Урос добровольно упал в темноту, которая атаковала все его чувства. Время от времени, откуда-то с границы сознания, до него доходили неясные звуки и запахи: звон металла, запах жира, таинственные шорохи. Вдруг что-то дернуло его наверх из черного тумана: потоки холодной воды.
Яркий и резкий свет пробудил его окончательно…
Сжимая руками плеть и нож, Урос не понимая таращился на лампу, которую держали прямо перед его глазами. Месрор наклонился над ним. Урос провел рукой по лицу: оно было мокрое.
— Мне пришлось облить тебя водой, — сказал Месрор, беспокойно вглядываясь Уросу в глаза, — ты уже не мог проснуться сам.
Урос закрыл глаза. Открыл их снова. Кадир стоял позади его изголовья и рвал чистую рубаху на длинные лоскуты, у его ног дымился пузатый котел, поставленный на переносную жаровню, полную углей. Рядом лежал небольшой топорик и длинный, тонкий нож. Урос пробежал взглядом по блестящей стали.
Его голова бессильно откинулась на седло, он скрестил на груди руки и сказал:
— Именем пророка, я готов.
— Еще нет, — возразил Месрор.
Он порылся в карманах и вытащил длинный и тонкий, но прочный шнур.
— Мне придется тебя связать.
Урос снова вцепился в свое оружие, рванулся вперед и выдавил сквозь сжатые зубы:
— Никто… никогда… клянусь.
— Кадир, сколько крепких пастухов обычно держат овцу, если ей отрезают ногу? — спокойно спросил Месрор у своего сына.
— Самое меньшее двое, — ответил ребенок.
— Но я же не животное!
— Именно поэтому я не допущу никакого риска, — ответил ему Месрор твердо и посмотрел на него сверху вниз. Взгляд его был непреклонен.
«Его не поколебать». Еще раз взглянул Урос на шнур, затем на покрытые гноем кости… прошептал:
— Вот этого я тебе никогда не прощу, — и протянул руки Месрору.
— Нет, не так, — покачал головой последний.
Он завел руки Уроса за спину, связал их, провел веревку дальше, согнув его здоровую ногу в колене набросил на нее несколько витков, и наконец закрепил шнур тугим, замысловатым узлом. Урос потерял способность двигаться.
Месрор снял с него тюрбан и засунул его Уросу в рот как кляп. Тот не обратил на это особого внимания, он сосредоточился и приготовился к тому, чтобы любую боль перенести стойко и внешне равнодушно.