— Вместе с моими костылями? — взбесился Урос и стукнул пиалой о поднос, тайно питая надежду, что хоть на этот раз Турсен вспылит и ответит ему резко и гневно.
— Конечно. А почему нет? — ответил Турсен, отрешенно перебирая изюм на ладони.
Урос почувствовал себя словно в ловушке, связанным по рукам и ногам.
Никакого выхода для себя он не видел. Присутствовать на чествовании Солеха, — какое унижение! Не прийти на праздник — еще хуже. Показать себя трусом и слабаком. Чтобы он ни выбрал, и как бы ни повернулось потом дело, в своих собственных глазах он был бы обесчещенным человеком до конца жизни. Если бы был какой-нибудь путь, чтобы не смотря на людей, их законы, обычаи и привычки, победить саму судьбу и заставить всех играть по тем правилам, которые подходят ему одному. Кто мог ему в этом помочь? Тогда, после побега из клиники, у него был Мокки, — Мокки и Джехол. Теперь саис все равно что умер. Но вот конь…
— Хорошо. Я дам тебе ответ завтра. А сегодня мне хотелось бы еще раз поскакать на Джехоле.
Турсен долго и испытующе смотрел на него.
— Ну, что ж, ладно, — решил он в итоге, — Мокки еще не приходил за ним в конюшни. А за Джехолом ухаживали, как положено.
Аккул сам привел Джехола. Как только Турсен увидел коня, глаза его засияли. «Никогда еще он не выглядел таким красивым» — подумал он. Шкура Джехола блестела на солнце как шелк, его заботливо расчесанная грива развевалась на ветру, а глаза сверкали.
Джехол, казалось, знал, какое впечатление он на всех производит, и ему это явно нравилось. Горделиво он подбежал к коврам, поставил на них свое переднее, начищенное копыто и начал легко пританцовывать.
— Каков красавец! — воскликнул Аккул, — Смотри Урос, он сам идет прямо к тебе!
— Я просил привести коня не ради его красоты. — ответил Урос и эти резкие и холодные слова глубоко задели Турсена.
— Может быть, он недостаточно красив для тебя? — спросил он.
А Урос ухмыльнулся и ответил:
— Когда ты ходил на своих костылях, тебя сильно волновало красивые они или нет?
Одним движением Урос поднялся, вскочил в седло и умчался в даль.
Оба старика обменялись друг с другом понимающими взглядами. Никогда еще не видели они такой полной гармонии между всадником и его конем.
Урос пытался заставить Джехола прекратить резвиться и позерствовать.
Конь подчинился ему с неохотой.
— Хватит уже, — недовольно бросил ему Урос и дернул поводья, — Я тебе не старик, которого можно пронять такими трюками.
При этих словах он почувствовал странную боль. Нет, не старость Турсена была тому причиной, никто не знал этого лучше, чем он. У его отца всегда был Джехол. И всегда конь стоял для него на первом месте. Когда Урос болел, будучи ребенком, отец с брезгливостью оставлял его на попечение женщин. Но если дело касалось жеребят, то он сам следил за их выздоровлением и неустанно менял им солому. А тут Урос внезапно вспомнил одну картину, которая врезалась ему тогда в память. Турсен выходит из дверей конюшни. И он, тот, который никогда не имел времени, чтобы обнять своего сына, бережно несет на руках, прижимает к груди, мокрого, дрожащего жеребенка.