Степь приняла цвет пылающих углей.
И дамбура замолчала.
Турсен расправил плечи. Он ощутил первое дыхание ночного ветра. Гуарди Гуеджи закрыл глаза. Бесконечная печаль, и одиночество наполнило его душу.
И он подумал: «Никто в мире не может помочь мне. Но может быть, я сам могу кому-то облегчить его ношу…»
— Я видел Айгиз, — сказал он Турсену.
— Айгиз, — пробормотал Турсен, — Хм… хм… Айгиз…
Ему показалось странным и совсем неуместным, что кто-то напомнил ему об этой женщине — его жене. Которая, после рождения Уроса, не могла больше зачать детей, и с которой он развелся, как предписывал закон, обычай и честь.
Давным-давно он совершенно забыл о ней.
— Я уверен, она ни в чем не нуждается. — ответил Турсен.
Это было правдой. Он оставил ей в поселке дом и небольшое содержание.
— Она хочет тебя видеть, — сказал Гуарди Гуеджи.
— С какой это стати? — грубо сказал Турсен.
— Она умирает, — ответил Гуарди Гуеджи.
Турсен посмотрел неуверенно. Если бы его позвали к постели умирающего мужчины — он встал бы немедленно. Но раз речь идет о женщине, даже если бы она была последней на земле, согласиться без препираний, значит потерять лицо. И он сказал:
— Умирает? Ну и что? Она уже достаточно старая!
— Человек никогда не стар достаточно для того, чтобы умирать в одиночестве, — возразил старый человек.
— Ты так думаешь? — пробормотал Турсен.
И хотя он не совсем понял смысл его замечания, но нехотя поднялся, чтобы исполнить просьбу Предшественника мира.
Кишлак Калакчак насчитывал всего двадцать бедных, глинобитных домов, которые все стояли в ряд возле отвесной скалы.
Дом Айгиз был последним в этом ряду. Как и другие, он был покрыт крышей из сухих веток, под ней находилась единственная комната без окон и очага.
Турсен вошел туда неохотно. Он злился на самого себя из-за этого идиотского посещения, на которое согласился только из уважения к Гуарди Гуеджи, и страшно стыдился. Комната была темной, он сумел лишь на неясном фоне стены разглядеть двух женщин возле самовара. Какая из них Айгиз? А, наверняка вон та, толстая, которая облокотившись на подушки, лежит у стены, тяжело и хрипло дыша.
— Турсен, о Турсен… — прошептала толстуха, и голос вырывался из ее груди со свистом и клокотанием.
Но внезапное ее бесформенное тело зашевелилось, и ее голос пересилил хрип:
— Быстро, шевелись, шевелись! — крикнула она своей служанке — Стул, свет, что-нибудь попить!
Турсен сделал шаг вперед.
— Мне ничего не нужно, — сказал он — У меня совсем нет времени.
— Тш… тшш… — ответила ему Айгиз, и снова прикрикнула на служанку:
— Быстро! Да шевелись же!