Ну и худенькое плечико!
Как только щелкнул затвор, Нина дернулась.
– Какой вы, Гера, – прошептала она.
– Какой же? – цинично усмехнулся я.
– Какой-то несобранный.
– Служба такая, – глупо ответил я и опять покраснел.
Официантка шла к нам. Она тащила огромный поднос, заставленный бутылками и тарелками. Это была такая гора, что голова официантки еле виднелась над ней, а на голых ее руках вздулись такие бицепсы, что дай бог любому мужику. Снизу руки были мягкие и колыхались, а сверху надулись бицепсами.
Чиф налил ей коньяку, она благодарно кивнула, спрятала рюмочку под фартук и отошла за шторку. Я видел, как она помужски опрокинула эту рюмку. Ну и официантка! Такая с виду домашняя тетушка, а так лихо пьет. Мне бы так! Я хмелею быстро. Не умею я пить, что ты будешь делать.
Иван и Боря закусывали и строго глядели на Нину. А Нина чувствовала их взгляды и ела очень деликатно.
– Ты ему письма-то пиши, – сказал Иван ей, – он у нас знаешь какой. Будешь писать?
Нина посмотрела на него и словно слезы проглотила. Кивнула.
– Ты лучше ему радиограммы посылай, – посоветовал Боря. – Очень бывает приятно в море получить радиограмму. Будешь?
– Ну, буду, буду! – сердито сказала она.
Ей, конечно, было странно, что ребята вмешиваются в наши интимные отношения. Заиграла музыка. Шипела, скрипела, спотыкалась игла на пластинке.
– Это танго, – сказала Нина в тарелку.
– Пойдем! – Я сжал ее локоть.
Мне сейчас все было нипочем. Мне сейчас казалось, что я и впрямь умею танцевать танго.
Мы танцевали, не знаю, кажется, неплохо, кажется, замечательно, кажется, лучше всех. Хриплый женский голос пел:
Говорите мне о любви,
Говорите мне снова и снова,
Я без устали слушать готова,
Там-нам-па-пи…
Этот припев повторялся несколько раз, а я никак не мог расслышать последнюю строчку.
Говорите мне о любви,
Говорите мне снова и снова,
Я без устали слушать готова,
Там-нам-па-пи…
Это раздражало меня. Слова все повторялись, и последняя строчка исчезала в шипении и скрежете заезженной пластинки.
– Что она там поет? Никак не могу разобрать.
– Поставьте еще раз, – прошептала Нина.
– Хочешь, Васильич, я тебе всю свою жизнь расскажу?
И я рассказываю, понял, про свои дела, и про папашу своего, и про зверобойную шхуну «Пламя», и сам не пойму, откуда берется у меня складность, чешу, прямо как Вовик, а капитан Сакуненко меня слушает, сигаретки курит, и дамочка притихла, гуляем мы вдоль очереди.
Вот ведь что шампанское сегодня со мной делает. Раньше я его пил, как воду. Брал на завтрак бутылку полусладкого, полбатона и котлетку. Не знаю, что такое, может, здоровьем качнулся.