Всем смертям назло (Давыдов) - страница 245
Все эти годы для меня было огромной честью знать, что вы считаете меня своим монархом. Я верю: за все эти годы мне удавалось соответствовать этому высокому званию, которого я всеми силами стремлюсь быть достойным – быть настоящим монархом для всех британцев и всех, кто нуждается в моём покровительстве и защите. Я думаю, и поэтому тоже могу обратиться к вам, мой любезный друг, мой дорогой брат и кузен, с единственной, но очень важной просьбой. Она такова. Когда вы будете беседовать с господином Иосифом Сталиным, передайте ему, пожалуйста: Британская Империя как никогда прежде желает прочного и вечного союза с великой державой – Россией, которую господину Сталину удалось создать, воскресить из небытия. Передайте ему: я преклоняюсь перед его волей и целеустремлённостью. Без сомнения, он – один из величайших людей нашей эпохи.
Желаю вам, мой друг и брат, счастья и удачи. Да хранит Господь и Пресвятая Дева вас и вашу сестру, которую я искренне и горячо люблю и которую всегда, как и вас, буду рад видеть и числить среди своих друзей.
Ваш преданный друг, брат и кузен,
Дэвид Виндзор».
Тэдди сложил письмо короля и кивнул. Значит, всё правильно. Так – правильно.
Сталиноморск. Март 1941 г.
Гурьев, наклонив голову к левому плечу, смотрел на Дашу. И улыбался.
– Что?
– Дивушко ты, – он вздохнул. Такое ощущение, будто я нахожусь прямо на острие бойка, который вот-вот врежется в капсюль, подумал Гурьев. Такое ощущение, что мне это даже нравится. – Настоящее дивушко. Высочайшей, чистейшей пробы. И как же тебя угораздило?
– Что? – краснея, спросила девушка. – Что-нибудь случилось?
– Ага, – кивнул Гурьев. – Дашенька, а ты такие слова знаешь: политика, стратегия, равновесие сил, баланс интересов? Международные отношения? Война?
– Да.
– Считаешь, что это всё выеденного яйца не стоит – лишь бы миленький Гур мог обнимать свою ненаглядную Рэйчел?
– Да. Считаю. – Даша уже поняла: он знает. Сейчас начнётся… Ну и пусть. Ну и пусть! Я за него тоже отвечаю, – значит, имею право!
– Надо же, – снова вздохнул Гурьев. И положил перед ней на стол узкий, длинный конверт: – А ведь может оказаться, что ты, как это ни странно, права. Читай. Я не знаю, что там написано, и мне самому просто до ужаса любопытно.
Даша, быстро моргая, чтобы не позволить слезам брызнуть из глаз, схватила конверт, вынула и развернула письмо.
«Здравствуй, Даша!
Я не смею обратиться к тебе «дорогая», хотя в Англии такое обращение в письме ни к чему не обязывает. Но я пишу это письмо по-русски и знаю, что по-русски это звучит совсем иначе. Я очень хотел бы назвать тебя своей дорогой Дашей, но пока ты сама не разрешишь мне так обратиться к тебе, я не стану этого делать.