По закону дети рабынь не могли претендовать на корону, но дети царя не могли быть и рабами. По крайней мере, при жизни отца. Они воспитывались, как отпрыски благородных семейств и по достижении зрелых лет либо по смерти царя должны были получить свою долю в наследстве. Все три незаконных дочери царя были обручены с мальчиками из древних родов - их отцы боролись за честь породниться с царем - а сыновья Керха прямо с рождения становились владельцами обширных поместий, которые до их совершеннолетия управлялись надежными людьми. Керх не забывал о том, что этот выводок детишек разобрал по капельке его кровь, и каждый из них - его маленькое продолжение. Он пошел еще дальше в своей заботе: он возвращал свободу женщине, подарившей ему очередного малыша.
Ксантив любил этих детишек и с удовольствием выполнял свои обязанности няньки и воспитателя. Дети платили ему искренней привязанностью, поверяли ему свои маленькие секреты - Ксантив хранил их, как военную тайну, и никогда не смеялся над детьми. Иногда маленькие отпрыски царя звали Ксантива по ночам, когда им снилось что-то страшное, и он до утра не смыкал глаз, охраняя детский сон.
Керх терпеть не мог, когда его детям напоминали о том, что их матери когда-то носили рабский ошейник, и тем лучше было его отношение к рабу Ксантиву, который в разговорах с детьми умело избегал щекотливых тем. Но не только Керх выделял его из толпы остальных рабов.
Рожденный свободным, Ксантив был воспитан в храме Бога войны, настолько грозного, что даже его жрецы не решались вслух произносить его имя. Перешагнув через порог юности, Ксантив стал солдатом и попал в рабство на поле боя... Он сумел не опуститься, не стать скотом в человечьем обличье, нашел в себе силы сохранить гордость и достоинство свободного человека. Узкий бронзовый ошейник с вычурным рельефом он носил с таким видом, будто это было украшение, а не позорное клеймо. Он заставлял с уважением относиться к себе - своим умом, своей невозмутимостью и уверенностью в том, что он человек, а не скот. С ним считались, как если бы он был свободным, и никто не решался окликнуть его - "Эй, раб!" Даже его странное, непривычное для слуха имя все запомнили очень легко...
Звеня серьгами и задыхаясь, прибежала Олака, молодая рабыняповариха. От быстрого бега туника сбилась, обнажая пышную красивую грудь и круглые бедра, каштановые волосы растрепались. Старшие мальчики, в которых уже проснулось влечение к женщинам, подплыли ближе к краю бассейна, глядя на нее с нескрываемым интересом.
- Женкай потащил купать Толстого Юрама! - выпалила она, возбужденно блестя глазами.